Третья половина жизни
Шрифт:
– Игорь Константинович, если вы объясните, в чём дело, может быть, мы сможем вам помочь. Что произошло?
– Ладно, попробую по-другому. Ну, Задонский, кто тебе велел это сделать?
– Мне? Никто мне ничего не велел.
– Не строй из себя большего дурака, чем есть! У тебя и сейчас вся физиономия в саже!
– А чего – нельзя? Может, мне так нравится?
– Смотри на меня! На той буровой был?
– Ну, был. За пробой ходил. Вот, Андрей Палыч, возьмите флягу.
– Спасибо, кстати. Очень кстати!.. Продолжайте, Игорь Константинович, а я пока сделаю анализ.
– Значит, пробу принёс? Молодец. А что ещё ты там делал?
– А ничего! Пообедал, допустим.
– Пообедал. Прекрасно. Тушёнку, конечно, разогревал?
– А как же? Не холодную есть.
– Слышь, малый! Ты и верно, кончай придуриваться. Видим – умеешь. Только это штука прилипчивая. И захочешь потом отвыкнуть, да поздно будет. А ты, Игорь Константинович, тоже. Хватит темнить. Говори толком, в чём дело.
– Да он там сжёг всё к чертовой матери! Ящики, доски, резину – всё в костер побросал!
– Не видал я никаких ящиков! Костёрчик сделал, не на спичках же тушёнку греть. А насчёт ящиков и чего другого – в глаза не видал. И точка. Так я кому хочешь скажу. Хоть и следователю. И нечего на меня пялиться!
– Вот, Андрей, полюбуйтесь на своего кадра!
– Что ж, это поступок. А умыться вам, Григорий Петрович, не помешает. Скажите, зачем вы это сделали?
– Спросите – понимает ли он, что сделал!
– Где уж нам понимать! Мы тёмные, один он умный. А если он такой умный, так пусть теперь и думает. А то больно шустрый. «Прокуратура! Прокуратура!..» У нас в деревне один такой шустрый дедку моего чуть под суд не упёк за полмешка картошки, мне бабушка рассказывала. На огороде в тот год посохло всё, а нас пять душ. Мать померла, батька денег по двенадцать рублей в месяц присылал… микроалиментов. Проживи тут! Так за ту картошку затаскали деда. Пока не помер, от каждого, кто в кителе, за баню прятался. Когда хоронили, бабушка говорит участковому: «Ты, милок, отойди от могилки, а то сбежит дед, тащи его потом из-за бани». «Прокуратура! Прокуратура!..» Ну, Андрей Палыч, чего вы нахимичили?
– Потерпите, я ещё не закончил.
– Дедушка! Бабушка! Полмешка картошки! Да ты же сегодня своими руками сжёг сто пятьдесят миллионов рублей! Из своего кармана, из моего, из кармана своей бабушки! С каждого собрал по рублю и бросил в костёр. Вот что ты сделал!
– Поди-ка ты со своими миллионами! Если их так легко сжечь, так они того и стоят. Сто пятьдесят миллионов! Таких денег вообще не бывает, это одни цифры. А чтобы меня за какие-то цифры человеком не считали!.. Я сюда не за деньгами приехал, заработать нынче и в колхозе можно. Бабушка пишет, по сто пятнадцать рублей на круг в прошлом году вышло. А кто механизатор – и того больше… Ну, Андрей Павлович, всё?
– Да.
– И чего?
– Фон.
– Это как понять – фон? А, студентка?
– Это значит, что руды там столько же, сколько в огороде у твоей бабушки.
– Зря я, выходит, с этой пробой уродовался. Ладно, кто ж знал… А теперь спать пойду. Потому как устал. «Прокуратура! Прокуратура!..»
– Позволю себе усомниться в методике отбора этой пробы. Андрей, повторите анализ из этой фляги.
– Давайте.
– А мне супружница пишет – на пятерки внучка школу кончает. На киноартистку учиться хочет, с ума все посходили с этим кино! Я давно ещё сказал – ладно, пусть съездит. Поступит – поступит. А нет – в смазчицы определю на мехзавод. А то моду в городе взяли – по пять раз поступать летают, а зимой баклуши бьют на родителевых харчах. Тут не денег жалко, деньги у людей есть, не зазря нам полярки платят. Только не так готовиться надо. Вон мой старший зиму на стройке разнорабочим побегал, живо в институт поступил. Прорабом сейчас в «Стальконструкции». На Талнах, на рудник «Октябрьский», мать пишет, недавно перевели.
– Как перевели? Значит, уже начали строить?
– Выходит – да, приступают… Что, Андрей Павлович, с этой пробой тоже ничего путного?
– Ольга, попробуйте ещё вы, для верности. Потом сравним результаты. Только не торопитесь.
– Послушайте, Андрей… Мне, вероятно, следует извиниться перед вами.
– Передо мной? Вы хотели сказать – перед Задонским?
– Нет, перед вами. Я сначала принял вас за одного из тех, кто прилетел сюда устраивать свои дела – на кооператив сколотить или материала для диссертации набрать. Но квартира у вас есть. Диссертацию тоже ВАК утвердил.
– Вот как? Это что, передавали по радио?
– Я получил письмо. От одного моего друга, он работает в Москве, в вашем бывшем НИИ.
– Это приятная новость, спасибо. Только вряд ли она из тех, о которых спешат сообщать друзьям.
– Не буду скрывать, я специально попросил навести о вас справки. Подчиненным следует знать своё начальство.
– Что же сообщил вам ваш информатор?
– Могу процитировать. Так… это неважно… «Просьбу твою выполнил, с тебя шоколадка, которую пришлось скормить девице из кадров. По анкете: Щукин Андрей Павлович, тридцати четырёх лет, русский, родился в Челябинске в семье военного. После школы три года в армии, потом окончил Уральский политех. Работал в Челябинске в филиале нашей конторы. Заочно закончил аспирантуру, переведён в Москву. Защищался осенью прошлого года. По слухам, защита прошла со скрипом. Вероятно, опасения, как бы чего не вышло в ВАКе, и заставили его принять приглашение начальника вашей экспедиции».
– Всё это вы могли узнать и у меня. Кажется, у нас сегодня обмен домашними новостями. А что пишут вам, Ольга?
– Не мешайте, а то что-нибудь перепутаю.
– Во всяком случае, Андрей, мне ясно одно. Шубину вы ничем не обязаны и никак от него не зависите.
– Мне не совсем понятно, почему это вас так волнует.
– А мне непонятно другое – почему вы его защищаете?
– Защищать и пытаться установить истину – это, по-вашему, одно и то же?
– Но ведь скрыть скважину – уже преступление! Деньги-то он людям платил? Платил. А за счёт чего, если скважина не включена в объем работ? Значит, приписки. Причём в особо крупных размерах. Николай Тихонович, так это называется?
– Может называться и так.
– Слышали, Андрей, что сказал опытный в таких делах человек?
– Скажите, Игорь, вас часто в жизни обманывали?
– Обмануть меня не так-то просто.
– Но, может быть, вы мечтали о другой профессии, а обстоятельства заставили вас стать геологом?
– Я стал геологом, потому что хотел стать геологом. Не понимаю ваших вопросов.
– У меня нет охоты скармливать шоколадки девицам из кадров. И нет друга, к которому я посмел бы обратиться с такой просьбой.
– Мне нечего скрывать. По анкете: двадцать пять лет, школу и университет окончил в Ленинграде, взял сюда направление по собственному желанию. Отец бухгалтер, мать медсестра. Что ещё? Наград и учёной степени не имею, под судом и следствием не состоял, гражданских прав не лишался.
– Мне проще было бы вас понять, если бы состояли и лишались гражданских прав. Несправедливо и незаконно. Откуда в вас эта… последовательность?.. Всё, что я мог вам сказать, я сказал. Можете рассчитывать на любую мою поддержку, если докажете вину Шубина. И прежде всего, что руда здесь есть. А пока я не могу обвинить Шубина даже в том, что вам не известна его программа. Вы же ничего не хотите о ней знать.