Третья пуля
Шрифт:
— Точно, — согласился Стронский.
— Ты решил со встречей?
— Да. Деньги есть?
— В ботинок засунул. Ты доверяешь этому человеку?
— Да. Не потому, что он честный, а потому, что в Москве коррупция — обычное дело. Он всё организует, а если обманет — об этом станет известно, и его делами займётся другой. Так что рынок гарантирует, что этот подполковник всё чётко организует — но вовсе не из чести, которой у него, естественно, нет.
— Ну, если Стронский говорит «да»— я тоже говорю «да». Я верю Стронскому.
— Я такой же мошенник, как и все они. Так что я просто оказываю почесть Брату-Снайперу.
— Ясно.
— Протяни руку под столом. Возьми.
— Что взять?
— Увидишь.
Поглядев на то, что легло ему в руку, Суэггер увидел нечто похожее на «Глок-19», [77] судя по весу — заряженный, со стволом длиной в три-четыре дюйма Конечно, это был не 1911, [78]
77
Глок-19 — один из первых после Heckler und Koch VP70 серийно производящихся пистолетов с полимерной рамкой
78
1911 — имеется в виду Colt Government модели 1911 года калибра.45 ACP
— У меня есть враги. Может случиться так, что через меня они на тебя выйдут. Москва полна плохих людей, так что никогда не можешь знать что случится. Этот пистолет свежекраденный с производства, серийных номеров нет. Если попадёшь в переплёт, отстреляйся и сбрось. Его не отследят.
— Это не «Глок»?
— Лучше. Это ГШ-18. [79] Восемнадцать патронов в магазине, двойное действие, тульское конструкторское приборостроительное бюро. Произведён корпорацией «ИксГрупп», принадлежащей Иксовичу, одному из наших крупных олигархов.
79
ГШ-18 — пистолет Грязева-Шипунова под патрон 9*19 «Парабеллум», разработанный в конце 90х годов в качестве замены пистолета Макарова
— Запомню.
Планы были выстроены.
«Метрополь» — этот знаменитый старый отель, где остановился Суэггер — невозможно было не любить. Богатый своей историей, он также был богато обставлен — видимо, восстановленный с прицелом на соответствие дореволюционной славе. Всё сверкало: стекло, полированная бронза, мрамор — и столь же красивые люди вокруг. Даже шлюхи в баре отеля были первоклассные.
Однако Суэггер пытался видеть его таким, каким отель был в 1959 году, когда на несколько беспокойных недель он стал домом для меланхоличного Ли Харви Освальда, в то время как русские пытались сообразить, что с ним делать. В те дни задолго до падения красного режима и вторжения финского капитала отель, видимо, был помойкой, воняющей капустой, водкой и сортиром — мрачный, сырой и унылый. Он идеально соответствовал беглому американцу — человеку с тёмным прошлым и пустым будущим, который за свою короткую жизнь пока ещё никого не впечатлил.
Вернувшись в номер, Суэггер обнаружил, что Освальд никуда не уходил. Этот мелкий негодяй, излучавший злобу и вызывающий жалость, преследовал его повсюду в номере, который в прошлом мог занимать в качестве политического перебежчика.
Всё дело крутилось вокруг него, не так ли? Бессмысленно было спрашивать «почему». Единственным вопросом было «как».
«Не думай о нём как о человеке»— наставлял себя Суэггер. «Думай о нём как об агенте, приводном механизме, безымянном стержне истории, который сделал то, что сделал, а тебе нужно понять, как он это сделал». Всё было не так просто, как если бы он однажды утром проснулся с мыслью: «Дай-ка я убью президента». Слишком много тут было вовлечённых факторов и слишком много вопросов, которые требовали ответа.
Суэггеру хотелось водки и закурить. Многие люди переживали плохие ночи в «Метрополе» с помощью водки и сигарет. Может, и Освальд тоже, в то время как начальники принимали решение о его дальнейшей судьбе.
Мелкий ублюдок. Кто бы мог подумать?
«Не думай об этом», — снова приказал себе Суэггер. «Думай только о том— как?»
Не будем тратить время на его бесполезную, сложную личность, его жалкое воспитание, его трудности в обучении, проблемы в настроении, неконтролируемую агрессивность и бесконечную череду неудач, его темперамент, его тщеславие и нарциссизм — поскольку всё это и без того записано и зафиксировано. Любой может взглянуть на Ли Харви Освальда и согласиться, что он был именно тем типом ленивых неудачников, которые вполне могут покинуть вялотекущий парад пустоты, коим является их жизнь ради вечной геростратовой славы.
Вместо этого задумаемся о том, как он действовал.
Суэггер попытался связаться с ним через то единственное, что соединяло их — через то, что он любил, а Освальд ненавидел: Корпус морской пехоты Соединённых Штатов. Всё-таки Освальд был тренированным стрелком, и, как показывали его результаты — особенно хорошо он справлялся со стрельбой из сидячей позиции, похожей на ту, из которой он стрелял в книгохранилище. Похожей, но не точно такой же: разное нервное напряжение, разные углы, работа разных мышц, и это при том, что какие-то навыки работают для всех позиций, а какие-то нет. Его подготовка, занявшая пять полных лет, была заточена под винтовку М-1 «Гаранд» с открытым прицелом. Суэггер помнил свой М-1 вплоть до серийного номера, 5673326, изготовленный «Харрингтоном и Ричардсоном». У Освальда был такой же: полуавтомат девяти с половиной фунтов весом, хорошо настроенный открытый прицел, мощная отдача и никакой необходимости что-либо делать между выстрелами. Оба они отточили фундаментальные навыки, поскольку морская пехота хорошо выполняла свою работу по вколачиванию этих навыков.
Суэггер предположил, что Освальд отточил главнейшее из главного: жёсткое положение, упор кость-в-кость, натяни ремень, сфокусируйся на прицеле, следи за дыханием, пла-а-а-авно выжми спуск. Хватит ли этого? Для одного выстрела— наверное, хватит. Но он промахнулся первым выстрелом — но не последним. Непостижимо. Должно было быть наоборот, потому что после первого выстрела всё будет заново.
Ему также следовало работать болтовым затвором, что выводило его из устойчивого положения, а затем на лету снова принимать положение, концентрироваться, контролировать дыхание и нажимать на спуск. Ещё ему мешало то, что «Каркано» с дешёвым японским оптическим прицелом слишком живо реагировал на его усилия, будучи гораздо легче «Гаранда»— почти на шесть фунтов. Затем ему следовало снова найти цель, глядя в прицел — а поскольку на «Гарандах» оптики не было, он был приучен видеть цель боковым зрением во время приведения винтовки, отброшенной отдачей, назад в положение для нового выстрела. С «Каркано» же после первого выстрела он смотрел в мешанину в прицеле, так что ему нужно было быстро сделать две вещи: расположить голову в правильном положении относительно прицела, при котором сквозь прицел будет видна чёткая, ясная картинка и затем снова найти цель, находящуюся в автомобиле, движущемся с неизвестной скоростью и теперь переместившнмся в другое место. Однако, при всём этом Суэггер признавал: относительно компетентный стрелок, прошедший морскую пехоту, как Освальд, после некоторой практики имел возможность совершить такой выстрел. Было не похоже, что он сделал такой выстрел, но это было как минимум возможно. Такова была реальность, которую нельзя было отрицать.
И ещё целую кучу вопросов задавал собою прицел. К примеру, оружейный эксперт ФБР Роберт Фрейзер заявил, что прибывшая в штаб-квартиру ФБР во вторник, двадцать седьмого ноября 1963 года винтовка с оптическим прицелом имела крайне ослабленные болты, крепящие кронштейн прицела к винтовке. Более того, кронштейн был прикручен к ресиверу только двумя винтами, хотя как кронштейн, так и ресивер были сделаны таким образом, чтобы крепиться четырьмя винтами.
Почему прицел был ослаблен? При этих ли условиях стрелял Освальд? В показаниях Фрейзера значилось, что по его мнению винты были ослаблены в Далласе для снятия отпечатков пальцев, то есть винтовка была разобрана, обработана на предмет отпечатков пальцев а затем поспешно собрана обратно. Однако, запроса в адрес лейтенанта Карла Дэя, далласского эксперта по отпечаткам не было сделано, так что остаётся неизвестным, в каком состоянии Дэй получил винтовку. Выглядит также странным, что Дэй вообще стал разбирать винтовку, поскольку он был старым, опытным профессионалом и для него должна была быть понятна маловероятность обнаружения отпечатков пальцев на нескольких сантиметрах металла прицела, закрытого кольцами, а вот целостность собранной винтовки представлялась куда как более важной. Такое поведение не вязалось с его природой.
Суэггер знал, что момент затяжки винтов очень важен: незатянутый прицел смещается от точки попадания тем дальше, чем сильнее ослабли винты и при каждом выстреле ослабленный прицел занимает новое положение. Даже небольшая слабина затяжки даёт промахи при стрельбе, а заметно разболтанный прицел делает точную стрельбу вообще невозможной.
Всё же на определённом этапе ФБР потребовалось отстрелять винтовку на точность. Как следовало из того, что прочитал Суэггер, винтовку не смогли пристрелять в ноль — то есть, привести точку прицеливания в соответствие с точкой попадания — ни при каких обстоятельствах в том виде, в котором она была представлена стрелкам ФБР. Слесарю пришлось изготовить две регулировочные проставки, которые были в определённых местах подложены между кронштейном и ресивером а также между прицелом и кольцом, что обеспечило прицелу возможность установиться под определённым углом, никак иначе не достижимым. Затем винтовка в сборе была затянута для отстрела. Если всё было именно так, то весьма высоковероятно, что Освальд, не имея возможности провести подобные регулировки, вообще не имел возможности прицелиться для попадания в голову.