Третья стадия
Шрифт:
— …Сэр, я мог бы зайти к вам и сам.
— Это внештатное. Не стоит фиксировать.
«А с ним Командир!» — удивился Майрис, как только узнал голоса. Парень невольно пригнулся и напрягся, и затем украдкой приоткрыл дверь на узкую щелку. В дальнем конце коридора около лестницы действительно стояли прапорщик с полковником и в манере их поведения не было привычной глазу военной уставщины.
— Ян, мне нужно поручить тебе проверить один участок, — тихо сказал Джейкоб. — У тебя найдутся свободные и верные ребята на эту неделю?
— Без проблем, сэр. Как раз двое таких пока имеются на Базе. А в чем дело?
— «Тараканы» беспокоят, — язвительно отметил
— Понял, проверим, — кивнул Янкинс. — А какой сектор?
— Я передам координаты.
Прапорщик кивнул снова, будто это снимало все вопросы. А Джейкоб снял кожаную перчатку и протянул ладонь. Янкинс ответил на рукопожатие, а после впал на несколько секунд в глубокую задумчивость.
— Доброй ночи, Ян, — «отрезвил» его Джейкоб.
— Доброй ночи, Командир, — бодро козырнул Янкинс.
Майрис тихо прикрыл дверь и юркнул в койку, не дожидаясь пока командование разойдется.
Весь следующий день Майриса не покидали тревожные мысли о подслушанном разговоре. То, что на Базе вполне могла обсуждаться нестабильная остановка на границе с кваари, было нормой. Тем более это было нормой для постоянного военного положения, в котором находились Воздушные Силы. Но Майриса настораживало то, что чего-то опасался зафиксировать даже сам командир Базы. Вставал резонный вопрос: почему?
Как-то в промежутке между обедом в столовой и часом свободного времени Майрис задал этот вопрос Сину.
— А что тебя удивляет? — был его очевидный ответ. — Это обычное дело обычной разведки. Любая разведка первым делом будет прослушивать кабинет начальства и курилку. А так же следить за всеми исходящими сообщениями и, особенно, за зашифрованными.
— Но просто странно. Я вот, например, стал невольным свидетелем, и облом секретности, — задумался Майрис.
— Ну и кому ты это сейчас сольешь, олух? Да и кто тебе поверит? Мы, курсанты, сейчас пока хлам на Базе и самое беспонтовое отделение. Да мы даром никому не нужны со своей «информацией», половина из которой — восторженный бред и сплетни.
— А я бы наоборот следил постоянно за такими, как мы. Опять же, мы можем больше сболтнуть лишнего.
— Ну вот ты умный и хитрый — ты бы и стал следить. А кваари тупые на все свои «тараканьи» мозги.
— Да вот не думается мне, что они от кваари шифровались…
Син лишь отмахнулся и предпочел как обычно подремать часок. Хитрости военной разведки его не волновали.
С начавшейся новой недели курсантам прибавилось новых профильных занятий. Теперь время на физическую подготовку сократили, а «окно» в ежедневном графике заняли подготовкой в центрифуге. На классическом, неустаревающем, живущем в веках тренажере для начинающих летчиков и астронавтов, которым светят на работе немалые перегрузки. Сначала курсантам дали просто попробовать на себе все прелести перегрузки и радости проваливания в кресло сидя «на старый лад». И только потом, тщательно проконтролировав здоровье каждого, опустили сидение на манер современных истребителей. Полулежа за штурвалом перегрузки воспринимались тяжелее, кровь отливала от головы и норовила скопиться где-то в районе пяток, в глазах довольно быстро начинало мутнеть, и центрифугу часто приходилось останавливать. Удивительно, но такие крепкие бойцы, как Дик, ломались даже при меньших «же», чем более мелкие и подтянутые Син и Майрис. Бейли оказался и вовсе героем на фоне всей четверки. Его выводило из строя самое крайнее по нормативу значение «же». И то, для своего хрупкого на вид тела, парень держался рекордное количество секунд на предельной норме.
— На перехватчик пойдет, — перешептывались бывалые Пилоты, которые изредка заходили поглумиться над молодняком. — Как раз мелкий, и не будет в кабине обшивку коленями изнутри протирать.
— А этот? — кивали в сторону Дика. — Бомбардиром?
— Ну если только бургеры с неба рассеивать! — говорили в ответ, после чего компашка Пилотов, как один, заливались радостным гоготом.
Майрис между тем все пытался каждый день обуздать симулятор и привыкнуть к такому одновременно простому и сложному мысленному управлению. Все было элементарно, парень понимал принцип работы, зазубрил наизусть особенности восприятия машиной команд. Но! Из раза в раз какая-то лажа постоянно вылезала. То он не воспринимал нервирующий сигнал о неубранных шасси, то давал слишком много газу на приземлении. То штурвал оказывался слишком чутким и вдобавок Майрис наклонял самолет мыслью, то во время не уложился, то напарника «сбил».
— …Давай еще раз, — упрямился Син, сидя напротив Майриса за партой. — У тебя сейчас датчик не подает никаких сигналов. Верно?
— Верно…, - тяжело облокотившись на стол и в классической позе отчаяния подперев голову ладонями, отвечал Майрис.
— А когда к тебе сбоку начинает подходить другой самолет, твои ощущения?
— Чувствую движение сбоку, — монотонно бубнил парень.
— А если подходящий самолет в боевом режиме?
— Чувствую движение сбоку, панику, вибрацию. Вижу загорающийся маячок. Ответные действия: уход с линии атаки, опознание цели и последующее принятие решения. Син, отвали, я все знаю!
— Тогда в чем проблемы?! Не понимаю! — звонко хлопнул Син ладонями об стол.
— В том, что я много думаю! — огрызнулся в ответ Майрис, ударив об стол уже кулаками. — Мне мало, видишь ли, подумать о том, как увести корабль в сторону! Я сразу представляю его положение в точке пространства, чувствую движение, выстраиваю траекторию, но мне этого мало и я по привычке «довожу» еще и штурвал.
Син долго испепелял парня недовольнейшим взглядом, коему позавидовал бы даже прапорщик Янкинс, а затем выдал, резюмируя, как диагноз:
— И что с тебя взять… парашютист долбанный.
Про парашютистов на Базе ходили особые истории, и, как выяснилось парнями чуть позднее, произносилось это звание всегда с особой интонацией. Ухмылка произносящего должна быть чуточку надменной, взгляд язвительным, а вылетающее из уст слово должно сеять иронию и сарказм. Либо, в другой ситуации, человек должен быть преисполнен достаточной дозой негодования и презрения, чтобы это звание не просто выпорхнуло с языка, но вывалилось и выплюнулось, окатив виновника волной неприятия. То есть, произносилось это либо «Пфф, парашютист. Как покаталось?» Либо «Парашютист хренов! Убью».
Первой посоветовал так не обзывать лишний раз Майриса именно Грэй.
— Не кидайся словом, пока он сам себе его не заслужил, — сказал инопланетянин, в один из редких случаев зайдя со своими подопечными в столовую на обед.
— А что в этом такого? — жуя, поинтересовался Син. — Он же, правда, у нас бывший летун.
— Ну да, было дело, — признался скромно Майрис, ковыряя вилкой рис. — Учился сначала для развлечения. Не пожалел. Даже пригодилось пару раз по жизни.
— Тут это слово не любят, — тихо вещал транслятор Грэя, пока сам он пережевывал свою пищу — странную помесь жилок, полусырого мяса и шпината. — Парашютистами называют только особенно неудачливых пилотов. Поэтому — это надо горько заслужить.