Третья тропа
Шрифт:
В третьем взводе на подноске столбов работали Гришка Распутя и другие самые высокие и сильные мальчишки. Ночной наряд подремал после завтрака не больше часа и тоже вышел на работу. Днем без привычки долго не поспишь. Сергей Лагутин подключил Богдана и Фимку с Димкой к тем ребятам, которые разматывали провода и растягивали их по земле вдоль Третьей Тропы.
Вовка Самоварик как угорелый носился со своим фоторужьем. По совету комиссара Клима Сергей Лагутин освободил его до обеда от общих работ.
Иннокентия Забудкина сержант Кульбеда держал при себе — опасался, что кто-нибудь
Они вдвоем рыли яму для столба. Вернее, рыл ее Кульбеда, а Забудкин чуть ковырял землю лопатой и слушал очередную байку сержанта, который исподволь, потихоньку добивался своего.
— Я, когда маленький был, — неторопливо рассказывал Кульбеда, — бесенок был страшный. Чем только мне не доставалось: и ремнем, и вожжами, и даже мокрым половиком. Полоскала его мамка в пруде. А пруд у нас в огороде, с родничком. Вода чистая-пречистая. Ну, я вытворил что-то. Дак, помню, она ка-ак шлепнет половиком по мягкому месту!.. Хлестко получилось — как зенитка гавкнула!.. А тебе от папки с мамкой не влетало?
— Не было у меня никого! Никогда не было! — сердитой скороговоркой высыпал Забудкин, понимая, куда клонит сержант.
— А мне попадало! — спокойно продолжал Кульбеда. — Но вот обиды у меня на них — ну ни капельки! Потому — за дело и не от злости, а от доброты. Оттого и не больно было. Подуешься для вида, а сам-то знаешь: любят тебя, никому не выдадут — ни врагу, ни болезни… Так что родительский шлепок принимай как награду.
— Да не били меня! Не били! — проговорился Забудкин и так сжал тонкие губы, что Кульбеда понял: на сегодня хватит — мальчонка не скажет ничего.
Часть ребят из первого взвода работала на штабной поляне: устанавливали флагшток, камешками выкладывали линии для лагерного построения. Длинную мачту флагштока надо было укрепить растяжками, чтобы никакой ветер не повалил ее. Кто-то предложил использовать большую тяжелую катушку из-под силового кабеля. Шефы подвели кабель к штабу, а пустую, никому не нужную катушку оставили в кустах. Если ее установить над ямой, а нижний конец мачты просунуть через центральное отверстие катушки, то даже ураган будет не страшен.
Идея понравилась, и мальчишки, опрокинув катушку на ребра, выкатили ее из кустов. Плохо рассчитали они тяжесть катушки и свои силы, а главное, не учли, что поляна неровная — с уклоном в сторону речки.
Поддавшись дружному нажиму, катушка покатилась, но не туда, куда хотели ребята. Ее разворачивало под уклон. Они попытались свернуть катушку к яме флагштока, но сил не хватило. Набирая скорость, она устремилась вниз по Третьей Тропе, усеянной работавшими ребятами.
Как взбесившийся слон, подминая траву, ломая кусты, неуклюже подпрыгивая на корнях и буграх, катушка катилась все быстрее и быстрее.
Отчаянно завопили мальчишки на штабной поляне.
Кульбеда услышал вопли, взглянул и сам закричал, оглушив находившегося рядом Забудкина:
— В лес! Всем в лес!.. Очистить просеку!
Еще не видя опасности, от тревожного крика сержанта Забудкин метнулся в сторону и упал, зацепившись ногой за провод. От этого рывка мальчишки выронили моток из рук, и провод упруго свернулся в длинную спираль.
Ближе всех к штабной поляне был Сергей Лагутин. К нему первому подкатывалась катушка. Не чувствуя тяжести, он поволок бревно и успел положить его поперек просеки. Катушка подскочила на этой преграде и еще сокрушительней, неудержимей ринулась под уклон.
— Э-э-эй! Эй! — завопил Сергей. Других слов у него сейчас не находилось, и он продолжал выдавливать из пересохшего горла это однообразное, предельно испуганное: — Э-э-эй!
Теперь уже все увидели огромную катушку. Тяжелым танком утюжила она Третью Тропу.
— В лес! В лес! — продолжал выкрикивать Кульбеда и, подхватив все еще барахтавшегося на земле Забудкина, отшвырнул его к деревьям.
Несколько других мальчишек, разбегаясь в панике, столкнулись друг с другом, запутались в проволочной спирали и кучей свалились на просеке.
Длинными прыжками устремился к этой куче сержант Кульбеда. А на середину просеки, выше того места, где копошились и никак не могли высвободиться из проволочных петель упавшие мальчишки, выбежал откуда-то Славка Мощагин. Что он хотел сделать, как намеревался остановить катушку, — ни Кульбеда, ни сам Славка не знали.
Выскочив на просеку и став лицом к штабу, Славка ногами почувствовал, как подрагивала земля под тяжестью катушки. Накатываясь на него, она вырастала на глазах, заслоняя и штабную поляну, и все небо. И представилось Славке, как эта тупая бессмысленная силища обрушится на мальчишек и подомнет под себя, расплющит. Никогда еще не испытанная Славкой ярость вдруг вспыхнула в нем, и, чувствуя полное свое бессилие и оттого разъяряясь еще больше, он закричал перекошенным ртом, закричал как живому, кровному врагу:
— Стой, гадина!
Он раскинул руки, чтобы преградить ей путь, а она не останавливалась. Она была уже метрах в десяти от Славки и в пятнадцати от мальчишек, которых Кульбеда так и не успел бы растащить в стороны.
Ни в то страшное мгновение, ни потом Славка не мог объяснить свое состояние. Он дошел до той точки, за которой здравый смысл и логика отсутствуют, а чувство самосохранения молчит.
Славка накренился навстречу катушке, раздвинул ноги и выставил вперед правое плечо, будто собирался принять на себя удар и выстоять. Но даже в этом безотчетном порыве он не обманывал себя, не чувствовал себя великаном, гигантом, способным сотворить чудо. И он не ждал чуда. Просто знал, что не сдвинется с места, и все.
А чудо все-таки совершилось. Одно ребро катушки наткнулось на невысокий крепкий пенек. Она круто вильнула влево, обдав ветром Славку, всей своей тяжестью ударилась в высокую ель и замерла под нею. Шурша посыпались шишки и хвоя. И наступила тишина.
Волоча ноги по земле, Славка подошел к такой теперь мирной катушке. И здесь расслабляющая дрожь охватила его. Он сел и затуманенно посмотрел на подбегавших со всех сторон мальчишек.
Сергей Лагутин пощупал раздробленную до древесины еловую кору.