Третьяков
Шрифт:
1890-е годы для Павла Михайловича оказались богаты на события и перемены. 11 августа 1890 года на даче в Куракине отмечалась серебряная свадьба Павла Михайловича и Веры Николаевны. «... Все Третьяковы были очень привязаны к Куракину, где жили столько лет... Там и серебряная свадьба их была пышно отпразднована, масса было народу, все гости были привезены туда экстренным поездом и так же, поздно вечером, отвезены в Москву »942. Двадцать пять лет супруги прожили вместе в любви и согласии. В.М. Васнецов писал чете Третьяковых из Киева: «... Благослови Бог ваш крепкий союз и благослови его на долгие, долгие и счастливые годы!.. В наши нравственно смутные времена такое семейное торжество даже выходит из рамок частной жизни, оно должно уже считаться общественным явлением, — это торжество добрых семейных начал»943.
Вслед
В январе 1897 года Третьяков был награжден редким званием почетного гражданина Москвы.
Но не все перемены были столь же приятны. В 1892 году неожиданно скончался горячо любимый брат Сергей Михайлович. В 1893 году у Веры Николаевны произошло кровоизлияние в мозг. Да и сам Павел Михайлович чувствовал себя неважно. «... Последние годы он начал хворать, заболевал внезапно, иногда без видимых причин»944. Время разбрасывать камни подошло к концу, ему на смену явилось время собирать камни... Третьяков чувствовал, что скоро Господь призовет его к себе, и торопился довести до завершения все свои дела.
Следовало позаботиться о семье.
Последняя дочь, Мария Павловна, сыграла свадьбу меньше чем за год до смерти отца. Все дети были пристроены, оставалось лишь подумать об их дальнейшем безбедном существовании. 6 сентября 1896 года Павел Михайлович составил завещание. Между дочерьми Третьяков поровну разделил недвижимость и свою часть паев Товарищества Новой Костромской льняной мануфактуры. Любимой супруге завещал 500 ООО рублей, а сыну Михаилу — 200 тысяч, с тем чтобы после его смерти оставшийся капитал отошел городу «... для учреждения и содержания приюта для слабоумных»945. В отличие от завещания 1860 года, в 1896-м Павел Михайлович подробно прописывает все, что связано с семьей. Это и неудивительно. В противном случае имущество должно было «... пойти по пути закона, то есть все получит его единственный сын, нервнобольной, а жена и дочери 7-ую и 14-ую часть »946. Павел Михайлович был любящим отцом. Хотелось ему, даже переступая за последний порог, продлить свою заботу о близких, оставить для них еще каплю тепла.
Следовало довести до ума торговые и промышленные дела.
В феврале 1896 года Павел Михайлович писал В.В. Верещагину: «... простите, что я прямо объясняюсь, — деньги дать взаймы мне не походит. Я никому не даю. Мне 64 года, здоровье слабеет, желаю, чтобы по смерти не было никаких неоконченных счетов»947. Павел Михайлович старался избавиться от всяких новых нитей, которые связали бы его с земным миром.
На первый план вышли вопросы благотворительности.
В 1860 году семейные дела и традиционная благотворительность Павла Михайловича теряется на фоне его меценатских устремлений. К концу жизни складывается совершенно иная ситуация. Пожертвования, прописанные в Третьяковым в завещании 1896 года, поистине неисчислимы. Устройство бесплатных квартир для вдов, малолетних детей и незамужних дочерей умерших художников. Учреждение стипендий в Московском университете, Московской консерватории, Московском и Александровском коммерческих училищах, Московских мещанских училищах. 200 ООО рублей «... для поддержания процентами с этого капитала существования школы глухонемых в Москве». Устройство мужской и женской богадельни. А весь свой капитал торгового дома под фирмою «П. и С. братья Третьяковы и
В.Коншин» и часть ценных бумаг Павел Михайлович завещал рабочим и служащим948... Достаточно сказать, что о построенной на деньги Третьякова поместительной богадельне на Большой Серпуховской улице (а она была даже электрифицирована!) городской голова Н.И. Гучков в 1906 году писал: «... в распоряжении города нет лучше учреждения, чем Третьяковская богадельня, находящаяся в ведении Московского купеческого общества»949. Много ли нынче можно назвать столь щедрых благотворений, совершенных состоятельными людьми?
Наконецу Третьяков торопился, решая судьбу галереей.
В конце 1892 года П.М. Третьяков принял в галерею лучшие вещи из собрания иностранных картин и скульптур С.М. Третьякова. Зима 1892/93-го была посвящена перевеске картин в галерее. Надо было покупать новые картины и размещать старые. Следовало подумать и об увеличении штата квалифицированных служащих. Н.А. Мудрогель сообщает: «... заботы Павла Михайловича о галерее после передачи ее городу увеличились... По-прежнему Павел Михайлович каждую осень ездил за границу, каждую зиму — в Петербург на выставки и в мастерские художников. В его отсутствие забота о галерее лежала... на мне и на Ермилове. Мы, как старшие вахтеры, должны были и охранять, и обучать наших новых товарищей, как поддерживать порядок в галерее. Теперь уже у нас образовался твердый штат служащих. Был у нас свой реставратор Федоров, которого Третьяков посылал в Петербург, в Эрмитаж, обучаться искусству реставрации у знаменитого реставратора Богословского. Были и свои рамочники»950. В конце 1890-х годов пришлось строить новую пристройку к галерее, в которой разместились бы картины и скульптуры из собрания Сергея Михайловича — отдельно от русской части собрания.
Связанные с передачей галереи хлопоты усугублялись тем, что «... передача галереи городу вызвала всеобщее внимание русского общества. Царь Александр III решил поощрить столь незаурядный случай и самолично побывать в галерее... в мае 1893 года... На этот раз Третьяков ускользнуть не мог, потому что был заранее предупрежден: царь желает видеть всю семью Третьяковых. Для царской семьи Третьяковыми был устроен чай в васнецовском зале»951.
Из 18 пунктов завещания три (на один меньше, чем семье!) были посвящены галерее. Так, следовало один из домов в Лаврушинском переулке «... передать в собственность города, для присоединения к дому, где находится художественная галерея... Собрание древней русской живописи (иконы) и художественные издания, какие останутся в моей квартире, также принадлежащие мне картины, могущие находиться в квартире, или на выставках, передать Московской городской художественной, имени братьев Третьяковых, галерее». Кроме того, Павел Михайлович оставил 100 ООО рублей «... для употребления процентов на ремонт галереи» и 125 ООО рублей «... на приобретение на проценты с этой суммы живописных и скульптурных художественных произведений для пополнения коллекций»952. Павел Михайлович предусмотрел все, чтотодько мог, дабы обеспечить галерее надежное будущее.
Однако этим заботы Третьякова о своем детище не закончились. 9 мая 1898 года он сделал приписку к завещанию: «... находя неполезным и нежелательным для дела, чтобы художественная галерея пополнялась художественными предметами после моей смерти, так как собрание и так очень велико и еще может увеличиться, почему для обозрения может сделаться утомительным, да и характер собрания может измениться, то я, по сему соображению, назначенные... в Городскую думу сто двадцать пять тысяч рублей для приобретения на проценты художественных предметов вместо того определяю на ремонт и содержание галереи, совместно с суммою ваше сего назначенною».
Из этой приписки видно: главное дело своих рук — составление галереи отечественной живописи — Павел Михайлович довел до совершенства.
В могилу супруги Третьяковы сошли один за другим, с разницей всего в четыре месяца, несмотря на то, что Вера Николаевна была младше мужа на 12 лет. Павел Михайлович Третьяков ушел из жизни 4 декабря 1898 года. Вера Николаевна — 25 марта, в светлый праздник Благовещения. Совпадение? Вряд ли. Скорее, та подлинная христианская любовь, при которой прилепилась жена к мужу, а муж к жене, при которой все радости и горести делились пополам.
На долю Третьякова выпало испытать все, что только может испытать в жизни человек, в том числе все лучшее, что только есть в жизни. Искренняя, чистая дружба. Успех в коммерческих делах. Настоящее, глубокое увлечение и выросшее из него дело всей жизни. Любимая и любящая жена. Радости отцовства. И вместе с тем... Глубокое, не имеющее границ отцовское горе. Болезни и потеря близких...
В жизни Павла Михайловича все было уравновешенно, гармонично. И каждое событие происходило так, как приходят друг другу на смену времена года. Ничто не случалось слишком рано или слишком поздно. Ничто не оставляет впечатления ничтожности или чрезмерности. Всё — в свой срок, всё — как хорошо окатанная морем галька. Жизнь Третьякова подчинялась воле Божьей, а потому получила вид размеренного бега светил по небосводу. В последние годы жизни постепенно стали прерываться все те ниточки, которые связывали его с жизнью. Стали исчезать его радости и горести, до конца исполнен был его долг перед людьми и перед Богом. Один за другим от него отошли члены его большой дружной семьи — рядом оставалась только супруга. Отошла и галерея. Осталась только уникальная, редкая способность — не изменить себе, что бы ни происходило в жизни. Иметь богатство, иметь заслуженную славу — и остаться добрым, порядочным человеком. Потерять единственного сына, надежду и опору в делах, — и остаться христианином. Такая сила воли и такая глубокая вера даются не каждому.