Трэвис
Шрифт:
— Зачем беспокоиться? — спросил я. Мы оба уже все видели.
Взгляд парня переместился на Фиби, которая теперь сидела в кровати, простыня была натянута до шеи, глаза расширены, рот раскрыт, затем на другую прикроватную тумбочку, где лежали бесчисленные фотографии меня и Фиби, снова на мое лицо и, наконец, на пистолет.
— Уххх... — пробурчал он.
— Я думаю, тебе лучше уйти, Истон, — тихо сказала Фиби, опустив глаза, ее кожа была гладкой и загорелой на фоне бледно-розовых простыней.
Истон. У моего унижения появилось имя.
Истон не колебался. Он бросился за своей одеждой, натягивая
Он спустился по лестнице, и через несколько секунд хлопнула входная дверь.
Я и раньше попадал в молчаливые ситуации. Черт, я провел несколько часов в компании своего брата, помогая ему с тем или иным проектом, брата, который не мог произнести ни слова. Но я никогда за все свои дни не испытывал такой тишины, как в этот момент.
— Скажи что-нибудь, — наконец пискнула она.
— Не думаю, что от меня сейчас стоит ожидать слов.
Ее плечи опустились.
— Мне так жаль, Трэв.
— Почему? — уныло спросил я, пистолет, из которого я чуть не убил любовника своей девушки, теперь был зажат у меня под рукой.
Фиби опустилась на колени, простыня упала, когда она двинулась ко мне.
— Пожалуйста, прости меня, — умоляла она.
Я отвернулся. Не хотел видеть ее наготу. Это казалось непристойным после того, чему я только что был свидетелем.
Она села, снова натянув простыню на грудь, словно прочитав мои мысли.
— Это просто... Я люблю тебя. Правда люблю, — ее плечи опустились. — Я просто... мы пошли в бар, чтобы немного выпить после турнира, и я встретила его там, и он был так увлечен мной. То, как он смотрел... заставило меня задуматься, действительно ли ты меня любишь, — она выглядела несчастной, и, несмотря на ситуацию, от сочувствия у меня скрутило живот. Я с силой подавил это.
Мой взгляд зацепился за рекламный листок на полу из бара, в котором они, должно быть, были. Это была реклама долларовых напитков.
— Ты встретила его в баре несколько часов назад? — почему-то от этого стало еще хуже. Почему стало хуже? Могло ли стать хуже? Моя девушка пошла домой с незнакомцем после нескольких часов дневной пьянки со скидкой.
Я вспомнил, как слышал, что она кричала, когда парень входил в нее — женщина, с которой я подумывал, менее чем за тридцать минут до этого, о том, чтобы завести детей, ради всего святого: «Ты лучший! Самый лучший!». И будь я проклят, если снова стану для кого-то вторым сортом, особенно в сравнении с каким-то молодым Ромео, который, скорее всего, просто проезжал через город, потратил несколько баксов — в буквальном смысле — и изрыгнул пару сладких, пьяных слов девушке, которую встретил в баре.
— Я и не думал, что ты такая дешевка, — сказал я.
Выражение ее лица исказилось, и она закрыла его руками. Я повернулся и вышел из ее пропахшей сексом комнаты, ошеломленно спускаясь по лестнице и выходя через парадную дверь. Букет цветов все еще лежал на земле, я поднял ногу и сильно ударил по нему, вдавливая цветы в грязь.
Похоже, Бри все-таки не придется переименовывать свою собаку.
Глава 3
Трэвис
Моя челюсть болела от постоянного напряжения в течение последних трех дней. Каждый раз, когда я расслаблял ее, видение молодого голого парня, трахающего мою девушку, заполняло мысли, и я практически прикусывал собственный язык.
В противоположном направлении проехала машина, едва не задев меня боком, когда выехала на мою полосу.
— Святое дерьмо! — крикнул я, едва избежав столкновения, мои шины заскользили по придорожному гравию. Я быстро развернулся, включил фары и сирену и помчался догонять пьяного туриста за рулем битой «Хонды Аккорд» с номерным знаком другого штата.
Машина медленно остановилась на обочине дороги, ведущей из центра Пелиона к повороту на Каллиопу. Дневная жара в основном спала, и когда я подошел к машине, мягкий ветер поднял мои волосы и нежно опустил их. Это было странное ощущение... почти... успокаивающее. Я расслабил челюсть, окинул взглядом автомобиль и опустил глаза вниз, на наклейки на бампере. На одной была изображена группа мультяшных сельскохозяйственных животных и нелепая надпись: «Друзья, а не еда», а другая провозглашала: «Ты никогда не будешь слишком стар, чтобы валяться в грязи», что бы это ни значило. Задние стекла были полностью перекрыты чем-то, а водительское окно было опущено. Либо у пассажира не было кондиционера, либо он надеялся, что ветер в лицо поможет ему или ей протрезветь. Это была одна из тех пьяных историй, свидетелем которых я был слишком много раз, чтобы считать, но я всегда оставался непредвзятым.
Из окна высунулась голова, руки сложились на раме, когда она наблюдала за моим приближением, на ее лице появилась нерешительная улыбка, один глаз прищурился от солнца.
— Вы чуть не скинули меня с дороги, — сказал я, откинувшись назад и повернув голову в сторону задней части ее машины, когда ее выхлопная труба громко заурчала. Автомобиль выглядел так, будто был на последнем издыхании.
— Мне очень жаль, офицер. Я только на мгновение отвлеклась от дороги. Чувствую себя ужасно из-за этого.
— Права и регистрацию, пожалуйста.
Вспышка раздражения зажгла ее карие глаза, но губы сладко поджались, и она убрала руки, повернулась и порылась в бардачке, а затем потянулась в сумочку на пассажирском сиденье рядом с рассыпавшимся растением. По выцветшей ткани была разбросана грязь. Еще пара растений лежала на полу, очевидно, тоже упав с сиденья, и еще три шатко стояли на краю приборной панели.
Я взял предложенные карточки. Калифорния. Ну, конечно. Именно оттуда родом все безумцы.
— Хейвен Торрес из Лос-Анджелеса, — прочитал я.
— Это я.
Она ярко улыбнулась, а затем потянулась, поправляя опрокинутое растение рядом с ней. Я заметил поникший кактус, зажатый между ее загорелыми бедрами.
Мой взгляд задержался на этом кактусе. Я и не подозревал, что кактус может поникнуть.
— Что не так с Вашим... кактусом?
Она нахмурилась.
— О. Он просто хочет пить. Очень хочет пить.
Казалось, я мог бы придумать несколько неуместных намеков, и мне было больно не воспользоваться этой возможностью, но это было официальное дело полиции.