Тревоги ледяного грота
Шрифт:
Юрий Сергеевич придирчиво повторял испытание в разных вариантах.
– Клево!
– заметил Остап.
– Только, Юрий Сергеевич, как бы он вас того... не тяпнул.
– То есть кате это "не тяпнул"? Прибор?
– А как же! Нюх у него собачий, как бы и прикус такой же не был.
Танага и Спартак рассмеялись. Юрия Сергеевич покраснел от злости.
– Это слишком серьезно для шуток. Кстати, об одной старой шутке, которая сейчас выглядит достаточно серьезно.
– И Юрий Сергеевич торжественно перешел на латынь.
– Я утверждаю,
– А он есть!
– восхищенно воскликнул Остап на своей ужасной латыни. Новый принцип, никому никогда не известный!
Вошел Вальтер Шульц:
– Надеюсь, достойные господа, мы действительно воспользуемся в нашей работе чем-то никому и никогда не известным!
– На Земле, - многозначительно заметил Юрий Сергеевич, - ко не на других планетах.
– Что вы имеете сказать, достойный господин?
– насторожился Шульц.
Я посмотрела на папу. Он весь съежился и подобрался, как для прыжка.
Юрий Сергеевич возвысил голос:
– Я думаю, что мы имеем все основания утверждать, что испытываемый прибор инопланетного происхождения. На Земле его создать нельзя!
– Однако он создан, - зло вставил папа.
– Создан кем-то где-то! А сюда принесен неведомыми нам путями, которые стоило бы распознать.
– Что вы хотите сказать?
– И мой низкорослый папа встал перед высоченным Юрием Сергеевичем и почему-то не показался мне маленьким, хотя человек с мелкой душонкой смотрел на изобретателя сверху вниз.
– У меня существовало лишь подозрение, теперь уверенность. Просим вас, достойный господин Пришелец, раскрыться. Это касается не только всех нас, так долго считавших вас землянином, но и меня лично! И я имею право..
– Вас? Лично?
– заинтересовался Шульц.
– Да, достойный господин Генеральный директор. Этот прибор - прямое доказательство, что перед нами гуманоид-инопланетянин, который не только произвел на свет с помощью земной женщины своих детей, но и подсунул мне свою дочь, лишенную естественных земных качеств. А. я-то тщетно искал причин нашей психологической несовместимости!.. Более того, он лишил меня собственного сына, кровь которого испорчена инопланетной примесью!
– Молчать!
– взревел всегда невозмутимый Вальтер Шульц.
– Наши отцы в Германии слышали также подлые бредни расистов! Я немец, но другого поколениия! И я не потерплю таких теорий, тем более в галактических масштабах! У меня к достойному инженеру Толстовцеву нет ничего, кроме восхищения и за его дочь и за его прибор!
– Но у меня иное мнение!
– сопротивлялся Юрий Сергеевич.
– Стоп, "чистокровный арие-землянин"!
– гневно оборвал его Спартак. Первым же рейсом "Ивана Ефремова" мы отправим вас в Африку, в ЮАР, единственное место на нашей планете, где вы найдете единомышленников!
– Найдется кое-кто и в Америке, - подсказал Остап.
– Кстати, достойный господин Мелхов, Директорат решил, что вам
– Нашли повод, чтобы выдворить меня отсюда? Мировая общественность станет на мою сторону!
– закричал Юрий Сергеевич, направляясь к выходу.
– Будете в Америке, не забудьте выпросить себе там политическое убежище. Для вас клевое дело получится, - по-русски напутствовал его Остап.
– Прошу прощения, разрешите сказать и мне, - вступил мой папа. Придется открыть все. До сих пор я щадил свою дочь.
Сердце у меня упало. Признаться? В чем? Неужели?..
Он стоял рядом с Вальтером Шульцем и теперь казался очень низеньким. Алеша уже догнал его ростом! Но голова, лицо у него были нормальные, человеческие, как у меня и у Спартака. Только шея выглядела длинной и тонкой. Но ведь и у меня такая же! Не может быть! Не может быть! Я почти кричала (мысленно). А папа спокойно говорил... об индикаторе запаха:
– Мне помог доктор Танага. Бионика - наука, использующая особенности биологических систем. Собака обладает феноменальным чутьем. Мы потеряли нашего верного друга, но его органы обоняния благодаря доктору Танаге и его помощнице Кати-тян сохранены. Я не знал, как воспримет это Аэлита. Боялся ранить ее.
Ах вот в чем дело! Милый папка! Он оберегал меня!..
– Важно было сохранить живые органы работоспособными, питать их, чтобы они функционировали внутри прибора. Наконец, принять сигнал, расшифровать его и передать на циферблаты. Вот это мне и удалось сделать с помощью японских друзей.
– Значит! Значит!..
– воскликнула я.
– Это Бемс?
– Да, родная. Какая-то его сохранившаяся частица.
Сквозь слезы смотрела я на поблескивающие никелем детали, на отливающее синевой стекло циферблата, на застывшую красную стрелку, вздрогнувшую, когда Юрий Сергеевич проходил мимо.
И это все, что осталось от моего милого, чуткого Бемса, который даже после кончины продолжает преданно служить людям!..
Но Мелхов! Зачем понадобился ему этот фарс "разоблачения"? Ведь он умный человек! Я не могу разобраться в скрытых мотивах его выходки! Может быть, он хотел "хлопнуть дверью", понимая, что ему уже не остаться в Городе Надежды? Но какую-то выгоду он, конечно, хотел извлечь! Я и сейчас не могу ответить на эти вопросы, а тогда у меня не было времени задуматься.
В лабораторию вбежала перепуганная Кати-тян. Она что-то зашептала на ухо Танаге. Тот почернел весь и, нервно потирая руки, подошел к Вальтеру Шульцу.
Кровь отлила от лица Шульца, и черная борода на нем стала еще контрастнее.
– Аэлита, друг мой, достойная наша госпожа. Должен сразу сказать вам... наш достойнейший господин Генеральный директор Города-лаборатории Анисимов исчез.
– Как исчез?
– холодея крикнула я.
– В самом центре Нью-Йорка. Мы только что получили радиосообщение оттуда.