Тревожная служба
Шрифт:
Я его понимал.
Артиллерийская канонада не смолкала. Соседнее село горело. Всюду виднелись воронки от бомбежек.
Снаряды стали ложиться ближе.
– Не будем вводить судьбу во искушение, - заметил начальник заставы. В траншее спокойнее.
Только мы спрыгнули в укрытие, неподалеку разорвался снаряд, подняв в воздух фонтан мерзлой земли и снега. Завизжали осколки. Следом ударило еще два снаряда.
– Во дает, гад! - не стерпел красноармеец Михайлов. - У нас на том берегу, пожалуй, лучше. Там немец бьет в основном из минометов, и, пока мина воет в воздухе, можно и до блиндажа добежать, а здесь снаряд ударит - и одуматься
– Да, - соглашаюсь, - нас леса выручают. Там требуется навесная траектория, вот противник и применяет минометы, а здесь, на открытой местности, бьет из пушек. А мы потчуем немцев и тем и другим.
– Это точно! - улыбнулся Михайлов.
Словом, для сравнения с западным довелось нам побывать под огнем и на восточном берегу.
Установив связь с заставами и КПП, мы благополучно вернулись обратно.
Две группы пограничников прошли из Коккорева в Кобону и обратно. На схему были нанесены две трассы: одна севернее Зеленцов, другая - южнее. Выдержит ли лед автомашины? Ведь отряду надо было поддерживать постоянную связь между западным и восточным берегами, а главное - помогать Ленинграду. Чтобы ответить на этот вопрос и попутно решить специальную боевую задачу, в Кобону на трех грузовых автомашинах отправились сорок пять пограничников-добровольцев во главе с помощником начальника политотдела отряда по комсомольской работе политруком Георгием Петровичем Сечкиным (ныне генерал-майор, заместитель начальника войск пограничного округа).
Выбор на политрука Сечкина пал не случайно. Небольшого роста, энергичный, этот человек в самую трудную минуту оказывался именно там, где было надо, успевал вовремя подставить плечо. Его любили. С ним охотно шли в разведку, на выполнение самой рискованной задачи. Г. П. Сечкин отличился во время тяжелых боев под Мгой и Шлиссельбургом, за что был награжден орденом Красного Знамени.
До берега оставалось километров пятнадцать, когда машина вместе с людьми провалилась под лед и затонула. Политрук Сечкин и бойцы, находившиеся на двух других машинах, мгновенно выпрыгнули на лед и бросились к месту гибели товарищей. Но спасать было некого. Несколько минут пограничники в скорбном молчании стояли у края полыньи, надеясь, что хоть кто-нибудь появится на поверхности, но надежды были напрасны.
Беда не приходит одна. Внезапно налетели семь "юнкерсов".
Политрук приказал рассредоточиться и открыть огонь по самолетам.
Захлопали винтовочные выстрелы.
А фашисты сыпали бомбы, строчили из пушек и пулеметов. Прямое попадание бомбы - и затонула еще одна машина.
Наконец воздушные пираты улетели. В отряда Г. П. Сечкина были раненые. Политрук помог перевязать их и уложить на оставшуюся автомашину. Вскоре пограничники достигли берега.
* * *
Трасса заработала. Движение по ней не прекращалось ни днем, ни ночью. И все же вопрос о завозе продовольствия (а его осажденным ленинградцам требовалось около тысячи тонн в сутки!), боеприпасов, горючего, медикаментов, топлива, других грузов, пока еще не был решен.
В декабре на Ладожском озере побывали члены Военного совета Андрей Александрович Жданов и Алексей Александрович Кузнецов. Они встречались с десятками людей, занимавших самые различные посты и решавших самые различные задачи, каждому задавали один и тот же вопрос: что надо предпринять для коренного улучшения снабжения фронта и города?
В те дни мне довелось увидеть Жданова еще раз. Андрей Александрович выглядел очень уставшим,
Помнится, один из командиров, которому А. А. Жданов указал на его ошибки, ответил:
– На ошибках учимся, товарищ член Военного совета.
– Нет, так не пойдет! - покачал головой Жданов. - Ладога - не учебный плац. Ладога - поле боя. Каждая ошибка - это удар по снабжению Ленинграда, это - гибель людей, это - вдовы-солдатки, дети-сироты!..
Он закашлялся, достал портсигар и вынул сигарету. Кто-то из стоявших рядом с ним чиркнул зажигалкой.
– Мы построили ледовую трассу под носом у противника, - продолжал А. А. Жданов. - В мировой истории еще не было такой дороги! Борьба за коммуникации приняла сейчас особую остроту. Для германских войск дорога через Ладожское озеро - это же кость в горле! Она срывает все планы Гитлера. Именно поэтому немцы бомбят ее и обстреливают из всяких там "больших" и "толстых" "берт". Не исключено, что они попытаются захватить ее с суши, высадить парашютный десант, а с целью совершения диверсий заслать в автобаты, ремонтные мастерские, на склады своих людей. Все должны оберегать трассу. А вы, пограничники, - Андрей Александрович Жданов кивнул в нашу сторону, особенно. Все должны заботиться о том, чтобы она день ото дня работала лучше!..
Да, гитлеровское командование хорошо понимало важность ледовой трассы, ее значение для Ленинграда и войск фронта. Фашисты сразу же обрушили на дорогу значительные силы авиации, а через некоторое время стали обстреливать ее из Шлиссельбурга.
"Юнкерсы", "хейнкели", "мессершмитты", "Дорнье" днем и ночью бомбили, обстреливали трассу из пушек и пулеметов, гонялись не только за колоннами, но и за отдельными машинами. Не могу не рассказать об одном эпизоде, свидетелем которого я был.
...Небо разрывали длинные очереди авиационных пушек и пулеметов, надсадно ревели моторы. Решив, что неподалеку завязался воздушный бой, я выбежал из землянки. Но увидел совсем другое.
Немыслимыми зигзагами по льду мчалась грузовая машина. А сверху ее расстреливали два вражеских самолета.
Открыли огонь наши зенитчики, но, к сожалению, был он слаб и не причинял фашистам никакого вреда.
– Жми, браток, жми! - кричали собравшиеся на берегу, словно тот, кто сидел за рулем, мог услышать их.
Гитлеровцы неистовствовали, но водитель, ловко маневрируя, все же оставил их с носом. Машина вылетела со льда озера на берег, под защиту заснеженных елей.
Мы окружили вылезшего из кабины человека. Это был Максим Емельянович Твердохлеб, водитель передового на трассе 390-го автобатальона 17-й автотранспортной бригады. Несмотря на трескучий мороз, с его лица градом катился пот. Он долго не мог выговорить и одного слова. Все смотрел и смотрел в уже начинавшее темнеть небо, словно ожидал новой атаки.
– Что везешь, друг? - спросил я у водителя.
– Мандарины, товарищ лейтенант, - ответил Твердохлеб, утирая рукавицей лицо. - Ребятишкам. Новый год ведь завтра. Из Грузии пришли мандарины-то. Он опять посмотрел на небо и докончил: - Мог бы и но довезти...
Машина дотянула до берега чудом. Пули изрешетили ветровое стекло, дверцы, борта, передние колеса, радиатор, разбили руль. Мы насчитали около пятидесяти пробоин и только потом узнали, что водитель был ранен. А нам он даже и виду не подал.