Тревожное лето
Шрифт:
— Я верю, что вы бельгиец, хоть и говорите с другим акцентом. У русских не бывает таких белых зубов. А мы их можем вам выбить. Очень жаль, да?.. Искренне жаль, — повторил он и позвал:
— Щеков...
Щеков схватил Лоренса за плечо, но тут же, как по волшебству, вдруг вылетел из кабинета и оказался в прихожей, привалившись к двери в неловкой позе, разбросав короткие ноги в американских ботинках.
Кавкайкин подошел к Щекову, опустился на одно колено, похлопал рукой в перчатке по щеке.
— Нокаут. Глубокий. Вы хорошо боксируете. У кого брали уроки, не у Брендала Кокса в спортивном клубе на Фонтанной? — выпрямляясь спросил он, стараясь скрыть, что оробел.
Лоренс вышел из кабинета, потирая костяшки пальцев, с которых сходила белизна.
— Нет, я брал уроки у господина Семеняко на Суйфунской. Он хорошо знает свое дело и берет совсем недорого.
— Жаль, но что поделаешь? Вас надо наказать, голубчик. — Он опять глянул на Щекова, не подававшего признаков жизни. — Глубочайший нокаут. Очень редко такое бывает с господином Щековым. Теперь вы его самый страшный враг на всю жизнь. Очень обидчив и злопамятен. Такого поражения он никогда не простит, особенно вам. Имейте в виду.
— А мне плевать на него, — сказал Лоренс. — Прошу вас удалиться, и не забудьте этот мешок с костями, не то я его в ящик с нечистотами, что во дворе, скину.
Кавкайкин развел руками, давая понять, что с господином Лоренсом, действительно, шутить таким образом нельзя, в таких ситуациях господину Лоренсу надо уступить.
— Трубку подымите, не то скоро здесь появится уголовный розыск. Мне бы не хотелось предстать перед ними в таком виде. Знаете ли, честь мундира.
Лоренс с сердитым видом нагнулся за трубкой и тут же-получил сильный удар по затылку.
...Сколько времени прошло, пока он очнулся, Лоренс понять не мог. Увидел склонившегося над ним Кавкайкина, с озабоченным видом спрашивающего:
— Ну как, не очень больно? Вот и прекрасно. Встать сможете? А чтобы вы больше не баловались, я браслетики надену. Вот так. Щеков! Ты жив там?
В ответ послышался стон и возня. Щеков пытался подняться на непослушные ноги. Мотал головой, вытряхивая из нее туман.
— Поди в ванную, дурак, намочи голову.
Лоренс тихо стонал. Щеков одной рукой поднял его на ноги и, не размахиваясь, ткнул кулаком в губы. Лоренс вытолкнул языком осколки зубов из окровавленного рта.
Его долго били. Потом Кавкайкин позвонил на Полтавскую, попросил чего-нибудь для перевозки арестованного в следственную камеру.
Мутность во взгляде у Щекова не проходила, он то и дело дергал головой. Когда к подъезду подкатила пролетка, он взял обмякшее тело Гая Лоренса под мышки и поволок. Прежде чем бросить его в возок, снял с запястья золотые часы с браслеткой и перстень с фальшивым бриллиантом.
Это была первая серьезная операция Кавкайкина по аресту подпольщика, и прапорщик считал, что справился с ней блестяще. Он действовал так, как учил его Дзасохов.
В ш т а б Н Р А
И з В л а д и в о с т о к а
П е р е д а е т У л а н
В районе Спасска белые имеют около 9000 штыков и сабель, четыре бронепоезда, 24 орудия, 72 пулемета.
Спасский укрепрайон обороняет Поволжская группа в составе трех пехотных полков (1644 штыка, 640 сабель, 25 пулеметов, девять орудий).
У приморского села Комаровка, где разместился штаб Народно-революционной армии, кавалерийский эскадрон схватился с казачьей полусотней генерала Глебова, только что прибывшей из Никольск-Уссурийского. Бой был яростный.
В избу к Карпухину — тут обосновался разведотдел — ввалился еще не остывший после боя комэск Нелюта. Пропотевшая гимнастерка с расстегнутым воротом, растрепанный чуб из-под фуражки, державшейся на ремешке. Тяжело дыша, он тащил за собой парнишку в полной казацкой форме.
— Ты только послухай его! — выдохнул он и, увидев в углу ведерко с колодезной водой, зачерпнул полный ковш и принялся жадно глотать, расплескивая себе на грудь и косясь на казачка.
Карпухин с интересом разглядывал необычного пленника. Таких вояк ему еще не приходилось видеть: мальчишка лет тринадцати, простоволосый, с обгоревшим на солнце носом, на щеках следы слез. Морщась, он баюкал руку, перевязанную свежим бинтом, уже успевшим насквозь пропитаться кровью. Грязные шаровары с желтыми лампасами заправлены в юфтевые сапоги со шпорами. Ножны без клинка.
— От гады... — меж крупными глотками пытался что-то рассказать Нелюта. — Ах, сволочи!.. — Осушив ковш, крякнул, передохнул. Зачерпнул еще, выпил, утер мокрое лицо рукавом, упал на табуретку, упер кулаки в колени, набычился, уперев взгляд в казачонка.
— Ну, говори. Ты его не бойся, — кивнул в сторону Карпухина. — Все, как было, говори. Давай.
— Чего он весь в крови? — спросил Карпухин.
— Так в атаке ж! — подскочил Нелюта. — Я что? Как секанул хорунжего — здоровенный такой бугай, он в сарае под охраной, уже очухался, — гляжу, что за чудо такое? Пригляделся, а это пацан на лошади. Ведь чуть голову ему не снес. Счастлив его бог, елки-палки! Крутится с клинком, глаза вот-вот выскочат. Я к нему: думаю, зарубят в горячке. Швырнул его с седла! Это он потом поранился, — пояснил успокаивающе. И уже не так громко: — Вот гады, а? Мальца в такую рубку втянуть, живоглоты проклятые! — Еще раз утер рукавом лицо. — Давай, говори, малец.
Казачок прикусил губу, не давая себе расплакаться, уголки рта задрожали.
— Чего говорить-то? — сипло произнес.
— Как чего? — опешил Нелюта. — Что нам рассказывал. Вот то и ему говори. Давай-давай, ничего не будет. Это тебе не в казаках гарцевать.
Мальчишка переступил с ноги на ногу, глубоко вздохнул:
— Ну... это самое... Когда сотня стояла в Никольске...
Карпухин, нахмурясь, перебил:
— Когда это было?
— Что? — не понял казачок.
— Когда сотня стояла в Никольске?
— Да вчера и стояла. Ну вот... — Он опустил голову, опять переступил с ноги на ногу, потом поглядел в окно, за которым таял конец жаркого лета.
— Ну вот что, — не выдержал Нелюта, — хватит тянуть кота за хвост. Такое дело, товарищ Карпухин. — Он снял фуражку, вправил ремешок и снова надел. — Поставили они сотню в сквер. Ну, нажрались, как полагается, ханжи. То-се, значит. А наискосок кирпичное здание, я его знаю. Там раньше булочная была. Так вот, в этом здании беляцкая контрразведка. Чуешь? Слухай сюда. И вот прибегает прапорщик и зовет с собой того хорунжего. Как его фамилия? — обратился к казачонку.