Трезуб-империал
Шрифт:
— Кстати, — спросил Сквира, — откуда коллекционеры узнают о том, кто какие монеты предлагает и кто какие ищет?
— В газетах, конечно, никто объявления не дает! У кого больше знакомых среди нумизматов — тот и в выигрыше.
— Значит, вы лично, Марта Фаддеевна, находитесь в самом выгодном положении? — улыбнулся капитан. — Вы знаете всех.
— А иначе зачем бы я здесь сидела? — величественно ответила она.
— С кем из нумизматов чаще всего общался Рева?
— Со мной, конечно, — старуха вскинула голову. — Еще в Киеве есть такие Дзюба и Бакун. Во Львове живет Шкляр…
— А кем являются люди вот из этого списка? — капитан достал
…В доме Ревы хранились письма дочери, приглашения на конференции, квитанции, вырезки из газет, грамоты — ничего подозрительного. Однако Северин Мирославович нашел там и эти бумаги. Уже само заглавие вызывало профессиональную настороженность: «Конец галицко-волынской правящей династии». Этот документ явно стоило почитать повнимательнее. Строчку за строчкой. Националисты ярче всего раскрываются именно в своих рукописях, а это — единственный найденный в доме текст, без сомнения, составленный самим Ревой.
Под заголовком рукой Ореста Петровича были написаны в столбик шесть имен:
«Алексей Тимофеевич Часнык, преподаватель ПТУ
Андрей Андреевич Игнатенко, главный инженер кирпичного завода
Сергей Остапович Гаврилишин, директор Дома пионеров
Олег Сергеевич Квасюк, фотограф
Геннадий Федорович Рыбаченко, рабочий кирпичного завода
Марта Фаддеевна Кранц-Вовченко, профессор».
Разброс от рабочего до директора, от фотографа до профессора. Список то ли масонской ложи, то ли местного националистического кружка…
— Это черновик лекции, которую Орест планировал прочитать в октябре в местном Доме культуры, — стала равнодушно пояснять Марта Фаддеевна. — До того, как отдавать текст в горком на согласование, он хотел услышать мнение друзей. А имена записал, скорее всего, для кого-то, с кем хотел посоветоваться. Я ему, например, рекомендовала поговорить с двумя-тремя моими знакомыми во Львове и Киеве. Собственно, это список участников праздничного ужина по поводу награждения Ореста Золотым ангелочком на нумизматической выставке в Братиславе… — Кранц-Вовченко посмотрела на капитана, будто ожидая, что тот восхитится или хотя бы изумленно поднимет бровь. Но Северин Мирославович был невозмутим. — Есть такая европейская выставка… — задумчиво, будто размышляя, стоит ли вообще продолжать этот разговор, сказала Марта Фаддеевна. Потом, приняв какое-то решение, обычным тоном добавила: — Ужин состоялся в конце мая, а недавно Орест решил изложить на бумаге спор, который у нас тогда произошел. И дал копию черновика каждому из участников. Мол, лучше, если мы его сейчас покритикуем, чем потом во время лекции краснеть…
— Вы что же, за столом говорили о Галицко-Волынском княжестве?
— А почему бы и нет? Орест был погружен не просто в прошлое, а в прошлое древнее! Вот и говорили о Даниле Галицком и его потомках…
— Данило Галицкий? Это пятнадцатый век?
— Тринадцатый, — холодно поправила его старуха.
— А о политике вы говорили? — осторожно спросил капитан.
— О политике? Как сказать… Вы назвали бы политикой рассуждения о выборе женихов для Буши , праправнучки Данила?
— Я о такой и не слыхал никогда, — сознался Сквира.
— Это не делает вам чести, капитан, — буркнула Марта Фаддеевна и потянулась к нумизматическим альбомам. — Смотреть дальше?
— Конечно!.. Скажите, а была в коллекции Ревы какая-нибудь монета, которую вам самой хотелось бы иметь?
— Блестяще! — подняла бровь старуха. — Следователь за работой! Отличная версия — старуха-процентщица первой наносит удар, чтобы завладеть узелком студента! Вы не забыли, что я кавалер ордена Ленина? Еще спросите, не я ли убила Ореста.
— А это вы его… э-э-э… убили? — ужасаясь своей наглости, произнес Сквира.
Кранц-Вовченко замерла, сверля капитана пронзительным взглядом. Через несколько секунд она покачала головой и вполне серьезно ответила:
— Нет, — потом затянулась сигаретой и добавила с иронией: — Впрочем, парочка монет у Ореста была неплоха. Где-то год назад я видела у него фоллис императора Ромула. В отличном состоянии. Думаю, он один мог стоить больше, чем целый альбом советских Gedenkm"unzen. Чуть раньше был у Ореста и квинарий Аллекта третьего века… — Старуха с сомнением глянула на капитана и сочла необходимым пояснить: — Один древнеримский флотоводец взбунтовался, захватил провинцию Британия, провозгласил ее империей, а себя — императором. Аллект являлся его казначеем. Как было принято в те времена, мятежного императора Аллект вскорости убил и сел на его место. Правда, и сам спустя три года был побежден законными римскими войсками. А как иначе? Уж очень любил Вечный Город побеждать изменников, хоть и одевал своих мужчин в юбки. Та монета — как раз из тех, что Аллект успел начеканить…
Марта Фаддеевна открыла следующий альбом, на этот раз из числа найденных в тайнике в библиотеке. Несколько секунд она разглядывала монеты, потом полезла в ящик стола. Достала внушительных размеров лупу.
— Это тетрадрахма Халкидской лиги. Их сохранилось не очень много. Даже не знала, что у Ореста она имелась… — Старуха вытащила монету из альбома и рассмотрела со всех сторон. — Знаете, Филипп, отец Александра Македонского, был настоящим Чингисханом своего времени. Всегда и всех побеждал. Все его боялись и вопреки логике постоянно создавали против него союзы. Город Олинф, столица нарождавшегося государства под названием Халкидская лига, присоединился к одному такому антимакедонскому союзу… — Женщина подняла рюмку, но, не выпив, поставила ее обратно на стол. — Союз тут же распался. Спарта отступила. Афины, несмотря на старания юного еще тогда Демосфена с его филиппиками, не торопились посылать отряды. И Олинф был взят македонским царем. Город существовал уже более тысячи лет, но Филипп продал всех до единого выживших жителей в рабство, а сам Олинф сровнял с землей. Единственная память о том городе — вот эти монеты…
В комнате раздался тихий скрип. Возможно, это были тени безжалостных македонских солдат, вызванных в наш мир именем их предводителя. Или призраки бесстрашных олинфян, тянущиеся к тетрадрахме, единственному материальному воплощению мира, который они знали.
Что-то скрипнуло снова. Капитан повернул голову. Сквозняк качал приоткрытую дверцу одного из шкафов.
Старуха положила монету Халкидской лиги на место и стала переворачивать листы. Глаза ее вновь и вновь загорались. Она постоянно бормотала себе под нос:
— Мизийский четвертьстатер… Лесбосская гекта… Финикийский двойной шекель… Траянский кистофор… Денарий Гнея Помпея… Черт побери! Золотой ауреус Антонина Пия… Денарий Дидии Клары… — Наконец, она дошла до последней страницы и подняла глаза на Сквиру. — Если бы вы не были таким милым юношей, я у вас этот альбом украла бы.
— Хорошая коллекция?
— Да. Большинство монет Орест мне действительно показывал. О некоторых ходили слухи. Но несколько — полная для меня неожиданность!
— И как дорого может стоить этот альбом?