Трезуб-империал
Шрифт:
Капитан вздохнул.
— Вы выглядите разочарованным, — констатировала старуха.
Сквира встал и прошелся туда-сюда. Пять-шесть шагов в одну сторону. Пять-шесть — в другую. Товаровед подняла голову и посмотрела на него. Он остановился.
— А какие монеты Рева искал здесь, в городе, на своих раскопках?
— Речи Посполитой и более ранние, те, которые имели хождение во времена галицко-волынских королей…
— Королей? — опешил капитан. — Королей?
— Что вас так удивляет?
— Королей? — беспомощно повторил он.
— Ну да. Королей.
Сквира молчал.
— Был среди этих королей Максим? — спросил он, наконец.
— Вы, похоже, нашли очень необычную монету, — пробормотала Кранц-Вовченко. — Может, позволите взглянуть?
Капитан подобрался. Марта Фаддеевна пожала плечами и откинулась на спинку дивана.
— Сюзеренов и королей Руси по имени Максим в истории Украины не было. Были Данило, Василько , два Льва, два Юрия , один из которых на самом деле Болеслав, Андрий, Дмитро-Любко, который Любарт…
Старуха оглянулась на товароведа. Та все еще что-то писала за столом.
И без того сумрачный свет, лившийся из нескольких не заложенных кирпичами круглых окон на самом верху, совсем померк. На улице темнело. Электрические лампы теперь казались яркими и вполне уместными.
— Что касается монет, которые откапывал в этом городе Орест… — нарушила молчание коллекционер. — Помню, была у него парочка брактеатов — «жестянок» на латыни. Это такие тонкие монеты с чеканкой только на одной стороне. Шикарное безумие — односторонние монеты! А что делать? Неправильные пчелы делают неправильный мед. Главной пчелой был Владимир Ольгердович , удельный князь киевский. Большой любитель ставить трезуб на монеты, хотя и не Рюрикович. Так сказать, первый случай, когда трезуб использовался как символ страны, а не рода. Было у Ореста еще и несколько то ли чешских, то ли литовских денариев. Скорее всего, колюмнов князя Витовта . Летом появились еще русьские серебряные гроши. Кстати, от их названия происходит украинское слово «деньги» .
— Это как раз понятно, — усмехнулся Сквира.
— Вы быстро схватываете, — кивнула старуха серьезно. — Был у Ореста еще так называемый «автономный» львовский квартник. И, конечно, по парочке монет Руси Казимира , Людовика и Володислава Опольского .
— М-да, — Сквира покачал головой. — Меня изумляет, что в Володимире можно просто так, копаясь в земле, найти ценную монету!
— Конечно можно! Да ими в городе все усыпано, как детьми — новогодний утренник. Более тысячи лет здесь ходили люди, посещали рынки и храмы, торговали, глазели на зрелища, прятались от завоевателей. Естественно, они теряли деньги. Что-то потом находили, что-то затаптывали…
— И клады здесь попадаются? — загорелся капитан мальчишеским любопытством.
— Бывает. Часто. Я сказала бы, до неприличия часто. Последний, мне кажется, нашли лет десять назад. Все газеты писали. На окраине средневекового Володимира — а город в те времена был в разы больше — кто-то зарыл у себя на заднем дворе горшочек с железными гвоздями.
Сквира невольно улыбнулся.
— Не смейтесь, — сказала старуха. — Бывали моменты в истории, когда железные гвозди считались баснословным богатством.
В своем углу закопошилась товаровед. Сложила бумаги и закрыла папку. Потом, щурясь, стала вглядываться в огромное пространство собора.
— Кстати, о кладах… — продолжала Марта Фаддеевна, на секунду обернувшись.
Товаровед встала и не спеша направилась к одной из боковых дверей у центрального входа. По дороге она остановилась у серванта, чтобы подправить ценник.
Старуха голову не поворачивала, но чувствовалось, что она прислушивается к шагам.
— В тысяча семьсот девяносто четвертом году, когда вспыхнуло и было подавлено восстание Костюшко…
Товаровед скрылась за дверью.
— …Накануне третьего и окончательного раздела Польши государственные регалии Речи Посполитой были привезены в Володимир и спрятаны в этом самом костеле…
Сквира встрепенулся и недоверчиво посмотрел на старуху. Та закивала, наслаждаясь эффектом. Потом оглянулась. Женщины в жилетке видно не было.
— Ушла, — деловито сообщила Марта Фаддеевна. — Скорее!
Она вскочила и быстро двинулась к той же боковой двери, за которой исчезла товаровед. Опешивший Сквира поднялся, зачем-то огляделся и устремился за ней.
— Что случилось? — прошептал он.
— Тихо! — также шепотом ответила старуха. Теперь она уже почти бежала.
Северин Мирославович перешел на легкую трусцу.
— У нас не больше пяти минут, — бросила Марта Фаддеевна через плечо. — Постарайтесь не шуметь, иначе она услышит.
Добежав до двери, Кранц-Вовченко приложила ухо к скважине и предостерегающе подняла палец.
— Она еще возится в коридоре, — еле слышно прошептала она.
Сквира замер, не понимая, почему тот факт, что товаровед «возится в коридоре», должен его волновать.
— Все! Закрылась! — старуха неожиданно выпрямилась. — Теперь быстро и тихо!
Марта Фаддеевна осторожно приоткрыла дверь, заглянула и юркнула в образовавшуюся щель. Северин Мирославович вздохнул и последовал за ней.
Они оказались в узком проходе, заваленном всякими хозяйственными принадлежностями. Тут же виднелась еще одна дверь, ведшая явно в служебное помещение.
Марта Фаддеевна приложила палец к губам и буквально на цыпочках миновала коридор. Северин Мирославович не отставал. Они дошли до дальнего конца и нырнули в какой-то проход. Там было темно, хоть глаз выколи.
— Осторожно, — прошептала старуха. — Здесь лестница.
Она достала из своей сумки фонарик.
— Похоже, вы подготовились, — в шепоте Сквиры ясно слышался сарказм.
— Естественно, — спокойно ответила Кранц-Вовченко.
Они стояли наверху длинной каменной лестницы без перил. Ступени круто уходили вниз, теряясь в полной темноте.
— Пошли, — скомандовала старуха и первой стала спускаться.
Северин Мирославович не возражал.
Повсюду валялись обрывки упаковочной бумаги и старые газеты. В нос ударили запахи гнили и плесени.