Трезуб-империал
Шрифт:
Старик отступил, наконец, от края обрыва и повернулся лицом к Сквире. — Так вот, под всем этим находится самый настоящий подземный лабиринт, многие километры разноуровневых ходов, комнат и залов. Он тянется от Златогорского монастыря сюда, к Успенскому собору и дальше, возможно, до самой Васильевской церкви…
— Что же ты молчал, Олекса! — сердито проскрипела Марта Фаддеевна.
Часнык виновато развел руками.
— Подземелье и собор… Я как-то не думал о лабиринте в крепостном валу как о «подземелье». — Алексей Тимофеевич сокрушенно вздохнул. — Да вы и сами
Сквира его почти не слушал. Он был потрясен. Капитан надеялся, что рядом с собором сохранилась парочка пещер, где Рева и копал, но о подземном лабиринте, лежащем почти под половиной города, он и подумать не мог! Володимир предстал перед ним совсем в ином свете.
— И многие знают об этом? — спросил он.
— Ну, это не гостайна, — пожал плечами Алексей Тимофеевич. — Впрочем, все известные входы заколочены или закрыты.
— Как же Рева мог туда попасть?
— Да ладно вам! — хмыкнул старик. — Закрыты все входы, известные, так сказать, официально. Остальные открыты.
Сквира молчал. Следовало бы на Часныка рассердиться. Местный, специалист, работает в пяти минутах хода отсюда — и не мог догадаться! Столько дней пропало! Столько времени потрачено зря!
Но винить Алексея Тимофеевича не получалось. Если уж сердиться, то на себя. Почему он сам так долго не мог сложить два и два! Северин Мирославович помнил, как он, радостный, стоял сегодня утром около дома Ревы. В руках у него была найденная бутылка. Именно в тот момент в его голове мелькнула короткая строчка из лекции Ореста Петровича о норах. А если бы бутылку не нашли? А если бы Икрамов позвонил не сегодня, а завтра? Что, о подземном лабиринте около Успенского собора до сих пор не было бы известно?
— Ну, ладно! Пошли туда, чего стоим! — нетерпеливо воскликнула Марта Фаддеевна.
Володимир, в окрестностях Успенского собора, 12:15.
Жилых домов вокруг уже не было — лишь пара грубо сколоченных то ли будок, то ли сарайчиков. Здесь дорога резко обрывалась. Еще несколько метров тянулась тропинка, но и та вскоре пропала бесследно. Дальше была лишь небольшая площадка, поросшая нетронутой травой. На самом краю обрыва торчало несколько деревьев, по-видимому, своими корнями державших шаткий баланс этой части крепостного вала.
— Это единственный вход в подземный лабиринт подле собора, — сказал Часнык. — Во всяком случае, известный мне.
Кранц-Вовченко, сменившая свои ботиночки на безразмерные кеды, валявшиеся в подсобке Алексея Тимофеевича, потопала по траве прямо к деревьям.
— Рева знал об этом входе?
— Вестимо, — кивнул Часнык. — Одно время мы лазили через эту дыру вместе. — Алексей Тимофеевич подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. — Вон присечка, гляньте!
Сквира слегка наклонился. За краем, где-то метра на полтора ниже, виднелся уступ.
— Нам туда, — И Часнык как-то буднично, будто делал это ежедневно, соскочил на уступ, спрыгнул оттуда куда-то еще и скрылся из виду.
Земляная ступень выглядела ненадежной — с полметра шириной, покрытая размокшей под дождем почвой, с несколькими скользкими пучками травы в центре.
— Своего внука я сюда не пустила бы, — задумчиво заметила старуха, глядя вниз.
И спрыгнула. Ее ноги приземлились у самого основания уступа. Марта Фаддеевна схватилась за корневище, торчавшее из земли, и перевела дух. Потом шагнула ниже и тоже исчезла.
Отступать было немыслимо. Сквира пригнулся, взялся за корни обеими руками и начал сползать на животе. Скольжение длилось и длилось, а ноги все никак не находили опоры. Корневища уже были на уровне лица, капитан покрылся холодной испариной. Наконец, носки ощутили скользкую землю, и Северин Мирославович грузно опустился на уступ.
Постоял немного, чувствуя себя альпинистом, взобравшимся на вершину горы. Под его ногами, на расстоянии десятков метров, простирались, насколько хватало глаз, луга. Ветер, будто только и ждал появления человека на этом пятачке, резко ударил в лицо, сильно подтолкнул в спину.
Стоять здесь и раздумывать было опаснее, чем спускаться, и Сквира отпустил корни дерева, спрыгнул на следующий уступ и замер, балансируя в опасной близости от края. Он инстинктивно схватился за какую-то выступавшую доску (откуда здесь доска?), удержав начавшее уже заваливаться назад тело.
— Нет времени для привала, капитан! — где-то рядом прохрипела старуха.
Сквира обернулся. Среди хаоса корней, травы и потеков глины пряталась в земле обитая почерневшими от времени досками узкая щель. Северин Мирославович взялся за руку, протянутую Мартой Фаддеевной, и нырнул внутрь.
— Здесь крайне легко заплутать, — раздался из темноты голос Часныка.
Вспыхнул огонек электрического фонарика, и в пятне света появился темный силуэт Алексея Тимофеевича.
— Держимся купно, идем только туда, куда иду я.
Он вынул из сумки еще два фонарика и вручил их старухе и капитану. Сквира щелкнул включателем. Темнота отступила, обнажив мрачные стены.
Они находились в обычном земляном проходе. Довольно высоком, в человеческий рост. Ничего примечательного вокруг видно не было — только сырая земля, пласты светлой глины и кое-где свешивавшиеся сверху корни растений.
Часнык снабдил всех черными рабочими халатами со штампами ПТУ. Теперь можно было не опасаться грязи, но влага, буквально сочившаяся отовсюду, свободно проникала через тонкую ткань.
Ход шел под уклоном вверх. Ноги скользили по полу, ухватиться было не за что. Правда, и упасть вряд ли грозило — проход был слишком узок. Идти приходилось боком, еще и нагнувшись. Глиняные стены то сжимали с обеих сторон, то слегка раздвигались.
Северину Мирославовичу казалось, что они уже проползли целый километр, когда проход слегка повернул влево и немного расширился.