Три Анны
Шрифт:
– Я привёз его из Петербурга. Цезарь ещё щенок и, боюсь, не научен обращению с дамами.
Дух противоречия словно дёрнул Аню за язык, но она иронично улыбнулась:
– У такого красивого хозяина он
Лицо барона, прежде имевшее лиричное выражение, мгновенно омрачилось. Он горько усмехнулся:
– Моя красота! Знали бы вы, Анна Ивановна, сколько неприятностей доставляет мне внешность с самого раннего детства.
– Неужели? – удивлённо поинтересовалась Аня, снова усевшись на дерево.
Преданно поскуливая, Цезарь немедленно улёгся у её ног. Меж кустами Анна разглядела мелькание красного сарафана Мариши и успокоенно указала фон Гуку на место рядом с собой, сочтя за лучшее обратиться к нему официально. – Присядьте, ваша светлость.
– Я предпочитаю постоять.
Он оперся одной рукой на ствол дерева, и Аня обратила внимание на его сильные точёные пальцы с гладкими ногтями. Несмотря на ухоженные ногти, это были руки не изнеженного барина, а надёжного мужчины, уверенно лежавшие на нежной берёзовой коре, как лежали бы на рукояти пистолета или…
«…или поднимали задок тяжёлой телеги», –
– Вы обещали рассказать, чем вас смущала ваша красота.
Мученически вздохнув, Александр Карлович рассеянно погладил по голове Цезаря и пояснил:
– Дело в том, что моя матушка, гордясь моим внешним видом, до шести лет предпочитала наряжать меня в девичье платье, что вызывало невероятные насмешки других мальчиков, гордо щеголявших в матросских костюмчиках и бархатных курточках.
Когда я подрос и стал носить мужское платье, мои сверстники дразнили меня неженкой и красавчиком. Чтобы опровергнуть их слова, я научился драться врукопашную и, надо отметить, вполне преуспел в кулачных боях. Меня начали бояться, но дружить со мной так никто и не хотел.
Смешно вспоминать, но я мечтал заболеть оспой и однажды утром проснуться с лицом, похожим на сырую картофелину. Именно тогда я понял: Бог одинаково испытывает и уродством, и красотой, но ещё неизвестно, какая из этих двух нош тяжелее.
Конец ознакомительного фрагмента.