Три, четыре, пять, я иду искать
Шрифт:
моложе меня. Гуру из себя не строит, но отличный рассказчик. И великолепно
готовит плов.
– Привет! Что за проблемы?
– вызов не нравится, навевает тревогу,
поэтому я решил вести себя как самурай: Атаковать.
– А-а, Крым, садись. Хочешь растворимый кофе? У меня черный и три
в одном. Тебе какой?
– сделал вид, что обрадовался, Тимур. А может, на
самом деле обрадовался. После трех месяцев одиночки я как-то неадекватно
оцениваю эмоции окружающих.
детали. Люди кажутся мне актерами, которые безжалостно переигрывают.
– Давай три в одном, - располагаюсь с комфортом в его вращающемся
кресле. Пока пьем, в комнату просачиваются три парня и две девушки.
Делают вид, что заняты своими делами. Ну что ж, слушайте байки дальнего
космоса.
– Почто вызвал-то?
– Это не я, это они, - Тимур показывает глазами на потолок.
– Люди
в белых халатах.
– Я их боюсь, - серьезно говорю я.
– Они звери. Один раз в детстве
зашел к зубному - знаешь, что они со мной сделали? Зуб выдрали! Было очень
больно. Ну так в чем дело?
– У тебя аномальная реакция перед последним джампом. Вот смотри,
– перегнувшись через меня, Тимур елозит поинтом по экрану компа, вызывает
кучу графиков.
– Это пульс, это частота дыхания, это потоотделение, это
энцефалограмма. Ну и так далее. Сначала все шло как всегда. Чем ближе
джамп, тем больше ты волновался. Но вдруг ты абсолютно успокоился. Такого
никогда ни у кого не было. Объясни.
– Добавь времянку маневров корабля, чтоб я сориентировался.
Тимур колдует над компом, и на экране появляются еще два графика:
с акселерометра и джамп-активаторов. Теперь все понятно. Вспоминаю, что
вышел из рубки поесть и забыл о джампе. Такого на самом деле никогда
не было... Но публика этого не узнает. Склероз не лучшая болезнь для
звездного следопыта. С восхищением рассматриваю графики и толкаю Тимура
локтем:
– Ты смотри, полный самоконтроль! Алмазные нервы, железная воля.
Ай да я!!! Хорошие у вас приборы.
– Как тебе это удалось?
– Вспомнил одну древнюю тибетскую методику. Показать?
– Покажи!
– ловится Тимур на подначку. Зрители забыли про свои
дела, ушки торчком, взгляды, естественно, на мне. Встаю, сплетаю пальцы
плетенкой, вытягиваю руки вперед, закрываю глаза и мычу сквозь сомкнутые
губы:
– Мммммм.
– И что?
– И все. Я спокоен, абсолютно спокоен. Видишь графики?
– указываю на
экран.
– Мычать, вообще-то, не обязательно. Но так проще сосредоточиться.
Знаешь, перед второй мировой был такой летчик-испытатель Ахмет-Хан Султан.
Говорят,
Байка рождается легко и свободно. Тимур поражен, а я продолжаю
комментировать, водя поинтом по графикам.
– Вот здесь я пообедал. Вымыл посуду и за полторы минуты до маневра
вернулся в рубку. Здесь началось торможение на трех "g".
– А здесь ты волноваться начал...
– У меня температура в красное полезла, - перебиваю я.
– А здесь
корпус резонанс поймал. Мне сразу стало не до тибетских методик. Когда
ныряешь в звезду, а корпус собирается развалиться, нормальные люди должны
испытывать легкое волнение. Я даже что-то вслух сказал.
Глаза девушек сияют.
– Расскажите...
– просит одна, но ее перебивает телефонный звонок.
Тимур снимает трубку, но через секунду протягивает мне.
– Тебя, начальство.
Беру трубку и получаю выговор за то, что оставил мобильник дома.
Вообще-то, у меня в кармане другой мобильник, но он для своих. Начальству
о нем знать не нужно. Вежливо посылаю Вадима к черту, напоминаю, что
у меня послеполетный отпуск. И тут слышу, что моя лошадка взорвалась
при швартовке в заводском доке. Док поврежден, имеются жертвы. Начато
следствие, и я должен дать показания.
Возвращаюсь домой за чемоданчиком. Лариса на кухне, готовит что-то
сложное и вкусное на обед. Она всегда берет отпуск, когда я из полета.
Зинуленок в школе.
– Ларис, я улетаю. Меня вызывают наверх.
– Так быстро?
– Ненадолго, недели на две.
– Знаю я твои две недели. Поесть успеешь?
Смотрю на часы. До самолета три часа. Минус полтора на дорогу, минус
полчаса на регистрацию...
– Успею.
Собираю вещи и слышу, как Лариса говорит в трубку:
– Зина, если хочешь успеть попрощаться с отцом, спеши домой.
– Зачем ребенка пугаешь? Я же сказал, всего на две недели лечу.
– Знаю я твои две недели. Короткие командировки - они самые опасные.
Опять кого-то спасать?
– Никого спасать не надо. Моя машина в заводском доке взорвалась.
Безлошадным я остался.
– Слава богу! Хоть ночью с криком просыпаться не буду. Да о чем я?
Тебе новую дадут. Другому бы не дали, а тебе - дадут!
– заводит сама
себя Лариса, расставляя тарелки и постепенно переходя на крик. Обнимаю
ее сзади за плечи и получаю острым локтем в живот.
– Опять забыл на диктофон записать, как ты ругаешься, - шепчу