Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921
Шрифт:
«Сплошь и рядом ночью после попойки партизан Шкуро со своими „волками“ несся по улицам города, с песнями, гиком и выстрелами. Возвращаясь как-то вечером в гостиницу, на Красной улице увидел толпу народа. Из открытых окон особняка лился свет, на тротуаре под окнами играли трубачи и плясали казаки. Поодаль стояли, держа коней в поводу, несколько „волков“. На мой вопрос, что это значит, я получил ответ, что „гуляет“ полковник Шкуро. В войсковой гостинице, где мы стояли, сплошь и рядом происходил самый бесшабашный разгул. Часов в 11–12 вечера являлась ватага подвыпивших офицеров, в общий зал вводились песенники местного гвардейского дивизиона, и на глазах публики шел кутеж. Во главе стола сидели обыкновенно генерал Покровский, полковник Шкуро, другие
283
Там же. Т. 1. Гл. 2; http://militera.lib.ru/memo/russian/vrangel1/02.html.
О «волках», «волчьей сотне», своеобразной личной гвардии Шкуро, речь у нас пойдет чуть позже.
Несколько колоритных штрихов к портрету Шкуро на фоне его окружения добавляет Федор Иванович Елисеев, офицер Кубанского казачьего войска (в Вооруженных силах Юга России имел чин полковника):
«Шкура-Шкуранский характеризовался… как веселый и бесшабашный офицер, но талантливый и удачный партизан, умевший создать вокруг себя соответствующее окружение из казаков. Был не прочь при этом и соригинальничать: набрал при развале армии казаков – „волков“.
Теперь пред нами предстала, вопреки создавшемуся заочному представлению, миниатюрная фигурка казачьего офицера с нервно подергивающимся лицом, с насмешливой кривой улыбкой. Чин – полковник, а говорили, что он только войсковой старшина. Самовольное перескакивание через чин было в обычае того времени, когда утерялось следящее начальническое око. <…>
При начале знакомства со Шкуро вам прежде всего бросается в глаза его миниатюрность, подвижность, непосредственность и, говоря правду, незначительность» [284] .
284
Елисеев Ф. И. С Корниловским конным: http://www.dk1868.ru/history/s_korn_konn4.htm.
Итак, перед нами подвижный, беспокойный, несколько даже вертлявый человек неопределенного возраста и роста, светловолосый и светлоглазый, с небольшими пшеничными усиками, балагур, любитель простых походных развлечений… Тип какой-то несерьезный. Ожидали увидеть Воланда, а выглянул Коровьев…
От Закавказья до Забайкалья
Если по возможности отслоить правду от вымысла и при этом оставить место сомнению, то биография Шкуро будет выглядеть примерно следующим образом.
Родился 7 февраля 1886 года в станице Пашковской, близ Екатеринодара. Потомственный кубанский казак. Отец, Григорий Федорович Шкура, – офицер. В «Записках белого партизана» он назван полковником, но на самом деле был уволен в отставку «за болезнью, с мундиром и пенсией» в 1901 году в чине войскового старшины. За пять лет до рождения сына Григорий Федорович участвовал в Ахал-Текинском походе Скобелева и во взятии Геок-Тепе. Видимо, тогда получил ранение в голову: след от него заметен на фотографиях, сделанных много позже. В этом, возможно, причина сравнительно ранней отставки, а также и неуживчивости, резкости, неуравновешенности характера Григория Федоровича. Человек он был состоятельный, хотя и не богач. В екатеринодарском обществе имел определенный вес, избирался гласным городской думы. Своего старшего сына, конечно же, предназначал к военной службе, и не простой, а успешной. Для этого необходимо было образование.
После окончания приготовительного класса реального училища родители отправили десятилетнего Андрея в Москву, в 3-й Кадетский корпус. В нем он отучился семь лет. Окончил с хорошим баллом, дававшим право на выбор военного училища. Выбрал Николаевское кавалерийское училище в Петербурге – то самое, в котором когда-то учился Лермонтов. Два года обучения прошли в общем благополучно. В «Записках» есть упоминание о разжаловании из портупей-юнкеров в юнкера за участие в попойке; но, во всяком случае, эта неприятность серьезных последствий не имела. Училище окончил по первому разряду, имея баллы: по наукам общим – 8,88, по наукам военным и механике – 8,5, за строевую подготовку – 10. Летом 1907 года (а не в мае, как указано в «Записках») был произведен в хорунжие и направлен к месту службы – в 1-й Уманский полк Кубанского казачьего войска. Полк дислоцировался в Армении, в Карсе, на границе с Турцией, близ границы с Ираном.
Беспокойная пограничная служба продолжалась менее года. Летом 1908 года хорунжий Шкура переводится в 1-й Екатеринодарский полк. О причинах столь скорой перемены места службы можно только гадать. В «Записках» Шкуро (если только именно он является их автором) упоминает о своем участии «охотником», то есть добровольцем, в рейдах на территорию Ирана против разбойников-горцев и о полученной за это награде – ордене Станислава третьей степени. Документальные подтверждения этих сведений нам неизвестны. Уход из полка заставляет сомневаться в успешности его службы. Возможно, что имел место какой-то конфликт. Так или иначе, хорунжий возвращается в родной Екатеринодар и вскоре женится – по любви, но и с хорошими видами на приданое. Татьяна Сергеевна Потапова, его невеста, – дочь директора народных училищ Екатеринодарской губернии и богатая наследница состояния своей бабушки.
Женитьба давала возможность и повод оставить полк. В чине сотника Андрей Шкура выходит «на льготу» – то есть в запас (для военного сословия, казаков, чистой отставки, кроме как по возрасту и болезни, не существовало). И вновь возникает подозрение, что служба не давалась Андрею Григорьевичу, что не светила ему заманчивая карьера – иначе не ушел бы в такие молодые годы с действительной службы. Чем это объяснить? Пьянством? Неповиновением начальству? Буйной неуправляемостью натуры? Не любил Андрей Шкура ходить в чужой упряжке, ох не любил. Характер у него был по-настоящему казачий, с древнеразбойным, разинским вывертом.
Но если тяготила его армейская дисциплина и упорядоченность, то тем более не по нутру пришлась спокойная жизнь обеспеченного семейного обывателя. К этому добавился еще и острый конфликт с отцом, разбирать который пришлось наказному атаману Кубанского войска Михаилу Петровичу Бабичу. Отец взыскивал с сына долг и обвинял в расточительстве; сын называл отца тираном, семейным деспотом, губителем жены и детей. Дело едва не дошло до лишения мундира; потом как-то утряслось, но осадок остался…
Прожив с молодой женой (счастливо или нет – мы не знаем) около года, Андрей Григорьевич решает поискать удачу в далекой забайкальской тайге. В 1913 году отправляется в Нерчинск – как мы сказали бы сейчас, в геологическую партию; тогда это называлось экспедицией Кабинета его величества «для отыскания и нанесения на карту золотоносных месторождений». О его работе в экспедиции мы не имеем никаких сведений. Впрочем, она продолжалась недолго. В июле 1914 года Андрей Шкура приехал в отпуск в Читу. Там из газет узнал о мобилизации и о начале войны.
Его не манила служба, но поманила война. Он немедленно возвращается в Екатеринодар и подает прошение об отправке на фронт. Тут опять оказывается не в своем полку, а в 3-м Хоперском, второочередном. Полк был включен в состав III Кавказского армейского корпуса и прибыл в конце сентября в Ивангород (Дембин) под Варшавой. Там в это время шли жестокие бои – разгар немецко-австрийского наступления.
Легенды и факты
Боевой путь Андрея Шкуры в Первой мировой войне рисуется совершенно по-разному в двух группах источников, которые можно назвать так: мифологические и реалистические.