Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921
Шрифт:
Из записей свидетельств о погромах и расстрелах в Харькове в 1919 году:
«21 июня, в 6 часов утра, к Айзику Брискину явились 2 казака и стали кричать: „Вставай, жидовская морда“. На требование предъявить ордер они ответили, что они шкуровцы и имеют право на обыск и что в течение 7 дней они вырежут всех жидов. <…> Через несколько часов пришел офицер из контрразведки… и предложил не возбуждать дела, так как казаки – шкуровцы; их полк находится в 7 верстах от Харькова, и их расстрел может вызвать волнения в полку».
«12 июня (по старому стилю. – А. И.-Г.) были расстреляны санитары 10-го госпиталя: Левин, Шагаль, Лаут, Берман, Фарбман и доктор Шохер и др. лица, фамилии коих не выяснены. <…>
Сообщение С. Л. Беккер о погроме в городе Черкассы:
«16 августа н. ст. утром… в город вступили разведчики добровольческих отрядов из группы генерала Шкуро. <…> В понедельник 18 августа начался погром, продолжавшийся беспрерывно днем и ночью до четверга 21 августа. Казаки и уваровцы ходили по еврейским квартирам и грабили всякое имущество, представлявшее малейшую ценность. Вначале казаки ограничивались только грабежом, но потом они начали производить насилия над жизнью и честью беззащитного еврейского населения. <…> Так, например, в доме Манусовых, [хозяин] по профессии лавочник, где была дочь-коммунистка, которая бежала из Черкасс, после обвинения в стрельбе по вступившим добровольческим частям, убито несколько чел. В одном доме было убито 19 чел. – родственников девушки-коммунистки Султан, вплоть до четвертого поколения (была убита прабабушка Султан). Эти дома были сожжены и буквально снесены с лица земли» [295] .
295
Материал на сайте «Научно-просветительский журнал Скепсис»: Запись представителями Харьковской еврейской общины свидетельств жертв насилия со стороны военнослужащих Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) в июне – июле 1919 г. в г. Харькове // Государственный архив РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 445. Л. 47–54 об. (копия):Запись представителями Харьковской еврейской общины свидетельств очевидцев о расстрелах подразделениями ВСЮР в июне – июле 1919 г. в г. Харькове // Государственный архив РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 445. Л. 8 об. – 10 (копия): 1867.html; Запись сообщения свидетельницы С. Л. Беккер уполномоченным Редакционной коллегии о погроме частями ВСЮР в г. Черкассы Киевской губ. 16–21 августа 1919 г. // Государственный архив РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1 Д. 438. Л. 74–75 об. (копия):1874.html.
Подобных документов десятки, сотни. Конечно, не всему в них нужно верить. Конечно, после возвращения красных выгодно было возводить на белых всяческую напраслину. Но, как мы убедились, и в белом лагере многие были убеждены в погромном энтузиазме воинов Шкуро.
Деникин терпел кубанских «волков» и их батьку, пока те приносили столь необходимые победы. Но поражения, начавшиеся в октябре 1919 года, мгновенно разрушили тот казацко-разбойничий табор, который четыре года собирал «атаман граф Шкура-Шкуранский». Удачливые в лихой атаке, бесшабашные в грабеже и разгуле, его хлопцы – терцы да кубанцы – не видели смысла в обороне и в организованном отступлении. Корпус стал рассыпаться. К декабрю от корпуса осталось всего сотен пять человек. А с севера наступала многочисленная, организованная Конная армия Буденного. Время партизанщины заканчивалось; на военные дороги возвращались регулярные армии.
Волчья стая разбежалась. Шкуро оказался вожаком лишь до первой неудачной охоты, как и его давний прообраз – Стенька Разин.
В отличие от Стеньки, Шкуро не сразу попал в руки московских палачей. Он еще пытался собрать на Кубани новые отряды, но из этого ничего не вышло. Главнокомандующий Врангель не дал ему никакого назначения. В мае 1920 года Шкуро выехал в Турцию.
До дня его казни в Москве по приговору советского суда оставалось двадцать семь лет и четыре месяца.
Буденный
Советский писатель Алексей Иванович Пантелеев более всего был известен читателям из комсомольского племени двумя своими произведениями: повестью «Республика ШКИД» и рассказом «Пакет». В первом речь идет о горьком наследии Гражданской войны – беспризорщине; во втором – сама Гражданская война предстает в романтико-героическом ореоле (хотя и не без милой иронии). Булат Окуджава, наверно, вспоминал этот рассказ, когда пел:
Я все равно паду на той,на той единственной, Гражданской,И комиссары в пыльных шлемахсклонятся молча надо мной.В рассказе, напомню, вот о чем речь.
Гражданская война. Красноармейский отряд. Дела плохи. «Слева Шкуро теснит, справа – Мамонтов, а спереду Улагай напирает». Комиссар посылает бойца Трофимова с секретным пакетом к Буденному, передать лично в руки. Боец попадает в плен к белым, съедает пакет, потом со всевозможными приключениями добирается до красных… На последней странице рассказа перед глазами бойца появляется сам командарм Буденный.
«Ох, – думаю, – братишка наш Буденный! Какой ты, с усам…»
Пройдет время, и автор рассказа, подобно своему персонажу, повстречает Буденного.
«Помню зимний питерский вечер, заснеженный, затуманенный перрон Московского вокзала. Мы с Самуилом Яковлевичем Маршаком едем в Москву, опаздываем, ищем свой вагон. И вдруг Маршак останавливается, ставит чемодан:
– Здравствуйте, Семен Михайлович!
– Здравия желаю, товарищ Маршак. Мое почтение!
Окруженный военными, краскомами, стоит у входа в вагон пышноусый широкоскулый человек в серой бекеше и в мерлушковой темной папахе. Маршак знакомит нас, представляет меня Буденному.
– Как же… Имел удовольствие, – оживляется Буденный. И, пожимая мне руку, вглядывается в меня с таким же интересом и любопытством, с каким я гляжу на его усы, на его узкие татарские глазки».
Не только сам Буденный, но даже его усы стали легендой.
Иногородний
Мы много знаем о генералах и очень мало о солдатах. Биография Буденного известна до деталей с того момента, когда он возглавил 1-ю Конную армию. О нем же – командире корпуса, дивизии, полка – известно гораздо меньше; тут немало белых пятен. Что же касается его жизни до 1918 года, о жизни унтер-офицера, рядового, новобранца, батрацкого сына, то она плохо различима в полусумраке легенд, догадок, недостоверных воспоминаний, недоказуемых предположений.
Так же как и Шкуро, Буденный превратился в миф. Так же как Шкуро, он сам принял деятельное участие в сотворении своего мифа.
Буденный – выходец с Дона, но не из казаков, а из крестьян-переселенцев; как их называли станичники – иногородних. В мемуарах Буденный пишет, что он родился на хуторе Козюрин Кочетовской станицы области Войска Донского. Но современным исследователям вроде бы удалось установить, что его родители, Михаил Иванович и Меланья Никитична, перебрались в Козюрин из Бирючинского уезда Воронежской губернии с двухгодовалым сынишкой Семеном и его старшим братом Григорием в 1885 году. Семейство умножалось и в дальнейшем: еще три брата и три сестры родились в семействе Буденных. Старшим приходилось с малолетства работать, помогать родителям.