Три дня до небытия
Шрифт:
– Решись – и нам удастся все! – продекламировала она. – Может, там и вправду золото под кирпичами. У нее ведь была куча денег!
Отец с рассеянной улыбкой подхватил цитату:
– Так решено! [2] Какие-то деньги она, как я слышал, получила в пятьдесят пятом.
– Сколько же ей тогда было лет?
Дафна, вскочив, принялась отряхивать юбку сзади.
– Думаю, около пятидесяти пяти. Теперь ей, наверное, уже восемьдесят семь. А деньги она держит в банке.
2
Дочь
– Только не в банке – она же хиппи!
Дафна и в двенадцать лет побаивалась своей прабабки, с вечной сигаретой в зубах, с гривой седых волос, со скрежещущим немецким акцентом и морщинистыми щеками, вечно мокрыми от искусственных слез, которые она покупала в «Трифти» в маленьких флакончиках. Дафне никогда не позволяли даже заглядывать к старушке на задний двор, так что сегодня она впервые перешагнула через заднее крыльцо дома.
– Или ведьма, – добавила девочка и заранее, заранее робея перед походом к сараю, взяла отца за руку.
– Она не ведьма, – засмеялся тот. – Да и не хиппи. Она слишком старая, чтобы быть хиппи.
– Она ездила в Вудсток. А ты в Вудстоке никогда не был. – Она, наверное, поехала, чтобы продать свои ожерелья.
– Готова поспорить – в качестве оружия, – сказала Дафна, вспоминая неуклюжие талисманы. Один такой старуха подарила Дафне на седьмой день рождения – ожерелье с каким-то камнем. В тот же день девочка чуть не получила сотрясение мозга, размахивая им направо и налево; когда полгода спустя умер ее любимый кот, она похоронила ожерелье вместе с ним.
Девочка попыталась внушить отцу мысль: «Давай проверим сарай».
– Хиппи не носят оружие. Ладно, пойду загляну за сарай.
Он двинулся вперед, держа дочку за руку и осторожно ступая по сухой траве и высокому зеленому бурьяну. Его коричневые кожаные берцы выжимали из жестких стеблей запах креозота.
– Смотри, куда ступаешь, – посоветовал он через плечо. – Какой только хлам у нее тут не валяется.
– Старый хлам, – отозвалась Дафна.
– Детали автомобильных моторов, обломки кондиционеров, я бы не удивился, увидев средневековый доспех. Может, я возьму тебя на руки? Ты так все ноги исцарапаешь.
– Я хоть и тощая, но для тебя слишкрм тяжелая. Тебя удар хватит.
– Я бы и двух таких девчонок, как ты, унес – по одной на каждом плече.
Они шагнули в тень дерева, и отец отдал Дафне свою коричневую вельветовую куртку.
Он покачал головой, словно осуждая дурацкую затею, потом ломанулся через стену зарослей и скрылся за углом сарая. Дафна слышала, как он цепляется за заднюю стену постройки, ругается и стучит досками.
Сложив его куртку, девочка сунула ее под мышку левой руки и подошла к двери. Свободной правой рукой она взялась за коричневый засов и потянула задвижку. Ржавая железяка, не удержавшись в дереве, отвалилась целиком, вместе с замком.
Через пару секунд из-за дальнего угла появился отец, красный и потный. Его белая рубашка была в пыли и паутине.
– Ну, за домом ее нет, – проговорил он, вытряхивая из волос сухие листья. – По-моему, в сарай она месяцами не заходила. Даже годами. Идем отсюда!
Дафна показала ему ржавый засов и замок, бросила их на землю и вытерла пальцы о розовую блузку.
– Я дверь не ломала, – пояснила она. – Болты просто воткнули в дыры.
– Господи, Дафна, – ответил отец. – Никто тебя ругать не собирается.
– Знаю, дело в том, что замок просто висел кое-как, втиснутый в отверстие; кто-то его выломал, а потом пристроил на место. И еще, – она наморщила нос, – здесь пахнет бензином.
– Не пахнет.
– Честно, я слышу запах!
Оба знали, что обоняние у девочки лучше, чем у отца.
– Просто тебе не терпится начать искать золото.
Все же он, вздохнув, потянул за дверную ручку из фиолетового стекла, и дверь со скрипом распахнулась, проскользив над сухой травой.
– Может, она хранит тут виски, – слегка нервничая, предположила Дафна. – А ночью забирается в сарай и пьет.
Отец рассказывал ей про дядю Бенни, который держал бутылку виски в гараже, и поэтому там же вел все дела.
– Не пьет она виски, – рассеянно возразил отец, пригибаясь, чтобы заглянуть внутрь. – Жаль, мы не взяли фонарика – здесь кто-то половину пола разворотил. – Разогнувшись, он выдохнул. – И я тоже чувствую запах бензина.
Дафна пригнулась и заглянула в полутемный сарай из-под отцовского локтя. Цементная плита, примерно два на два фута, стояла на ребре, прислоненная к полкам у левой стены; видимо, это под ее тяжестью стена выгнулась наружу. Квадратная проплешина черной земли у подножия плиты указывала, откуда ее вывернули. Остальной пол был выложен светлыми кирпичами.
На полу было чисто, не считая сигаретных окурков и валяющейся на кирпичах пары сандалий с подошвами из автомобильных шин.
Резкая бензиновая вонь заглушала запах плесени, которого не могло не быть в этой развалюхе. Дафна разглядела красно-желтую металлическую канистру на деревянной полке у задней стены.
Отец нырнул внутрь и поднял канистру, схватив ее за ручку. Когда он проходил мимо, девочка услышала, как что-то шуршит внутри, да и видно было, что канистра тяжелая. Она обратила внимание, что крышки сверху не было. Неудивительно, что здесь все провоняло, подумала она.
В задней стене виднелось мутное окошко, и Дафна, прошагав по кирпичам и привстав на цыпочки, повернула шпингалет на раме. Задвижка отвалилась, а когда она толкнула окно, оно вывалилось целиком, вместе с рамой, и с глухим стуком упало в густой бурьян. Сухой летний воздух хлынул в неровную квадратную дыру, ероша ее каштановые волосы. Дафна с наслаждением вдохнула.
– Сейчас тут все проветрится, – крикнула она через плечо. – И будет немного светлее.
Слева от двери на металлической тележке стоял телевизор, а сверху на нем – видеомагнитофон. На табло мерцали цифры: 12:00, хотя давно уже шел второй час.