Три дня иного времени
Шрифт:
– А что, - спросила я с горькой иронией, - если вы империя, снова у вас появились князья, графы и крепостные крестьяне? И кем мне будет можно стать: княгиней или только крепостной крестьянкой?
Продолжить разговор мы не успели: раздался звонок в дверь.
XXVII
Август подошёл к двери первым и открыл её.
На пороге стоял Никита собственной персоной.
– Могу я войти?
– спросил он, поигрывая руками и плечами, ходившими свободно, будто у Пиноккио.
Август посторонился, давая возможность ему зайти. Без лишних разговоров Никита сел на тумбочку в коридоре в позе
– У меня к вам есть предложение, - заговорил он, наконец, обращаясь к моему гостю.
– Рыцарское, можно сказать, предложение. Очень учтивое. Прям до невозможности, сам на себя поражаюсь.
– Я вас слушаю, - ответил Август осторожно.
– Собирали бы вы вещи, господин хороший, да дули отсюда, но прямо сейчас! А то минут через пять, - он посмотрел на часы, - глядишь, и поздно будет!
– Я не понимаю вас!
– признался Август.
– А тут нечего понимать, я вам всех карт раскрывать не обязан. Вы ведь мне своих карт не раскрываете? Анжела про вас думает, например, что вы агент МИ-6. Такое, мол, чистое произношение только на пластинках. Ну, это враки, положим, с её рыбьим мозгом и не такое сочинишь, да и не похожи вы на агента, но я вам скажу, кто вы точно.
– Кто же?
– Вы лишний человек!
– выпалил Никита.
– Вы совсем не на месте и не во время! Вас здесь не должно быть, никому вы здесь не нужны, и когда уедете, никто не заплачет! Вы - имперец, чистокровный имперец, старорежимный осколок, который непонятно как дожил до наших дней! Вы, небось, даже личный дневник через 'ять' пишете: вот бы поглядеть, умора! В Сибири, наверное, есть специальные заповедники для сохранения таких диковинных видов. Вот в Сибирь и катитесь, скатертью дорога, а здесь вас не надо! Не надо!
Август облокотился спиной о стену. Скрестил руки.
– Вот она, вот она, поза-то имперская, - злорадно прокомментировал Никита, глядя на него.
– Граф Толстой наблюдает хамское отродье!
– Вы не хамское отродье, да и я не граф Толстой.
– Конечно, с графом вы бы и ручкаться не стали, это я дал маху. Его же типы вроде вас от церкви отлучили, так что замарались бы-с. Так вы отказываетесь убираться прямо сейчас?
– Я уеду, - подтвердил Август, - и очень скоро. Уже сегодня. Но только не прямо сейчас, а когда сам найду нужным.
– А можно поинтересоваться: вы один уедете или... кое-кого с собой думаете прихватить?
– Вас я с собой точно брать не собирался, - не удержался от улыбки Август.
– И на том спасибо. Вот спасибо, добрый человек!
– Никита, вскочив на ноги, шутейно поклонился ему в пояс всем длинным телом, переломившимся в районе поясницы.
– Вовек вашу доброту помнить буду!
Он стоял посреди коридора, тяжело дыша, переводя взгляд с меня на Августа и с Августа на меня, и вдруг взорвался:
– Так вот, мой черёд тоже вам кое-что высказать! Вчера не без интереса послушал вашу красноречивую барственную тираду в адрес меня, жалкого холопа, негодного Никитки, и вот пришло моё время дать вам ответ. Мы не святоши, это правда. Мы люди, мы любим и ненавидим, а кого мы и ненавидим, тут вы угадали, так это святош вроде вас. Вы каменный истукан, деревянный чурбан, рыбья кость в горле цивилизации! Вы добродетельное чучело, вот ваше определение! Вы тот, кем испокон веку пугают маленьких девочек, молодых девушек и старух, вот вы кто! Девочка, маленькая, невинная девочка хочет полакомиться вареньем, и никому от этого не будет худо, но 'Бог всё видит!' - вопят дядьки и тётки, такой же как вы, импотентный бог с рыбьей кровью и бородой Достоевского! Молодая девушка не видит проблемы в том, чтобы снять кофточку и подарить парню пять минут радости, но тут являетесь вы, как из-под земли, и каркаете: 'Грешно-с!' И всё, застряла вся радость в горле рыбьей костью! Старуха копит деньги вместо того, чтобы делиться ими с сестрой, всё копит и копит, а отчего?
– а оттого что вы, бледное пугало, напугали старуху вашими неврастеническими фантазиями про ад, которого и нет нигде, кроме вашей параноидальной башки, и теперь все деньги в монастырь пойдут, на упокой старухиной души, то есть в ваш же, собственно, карман-с! Но не пойдут деньги в ваш карман: придёт студент и хрястнет старуху топором по темечку! А вы и студенту явитесь, и ему будете в ночных кошмарах капать на мозги о том свете и покаянии, и его на тот свет сживёте! И всегда вы в глазах всех этих слепых идиотов будете правы, а мы в дураках, будете белым ангелочком, а мы - смрадными козлищами! Но это не мы смрадные козлы, а вы - бацилла истории! Вы - всё косное, тёмное, отжившее, что само не живёт и другим не даёт жить! Дай бог, чтобы будущее избавилось от таких бацилл! Вы не захотели уезжать прямо сейчас - пеняйте на себя! Не говорите потом, что вас не предупреждали.
Развернувшись, он вышел, хлопнув дверью.
XXVIII
Я поспешила запереть дверь на оба замка и обернулась к своему любимому:
– Не слушай его, Август! Здесь ты в безопасности: тебя здесь никто не тронет!
Были, похоже, люди, которые считали иначе: портфель Августа издал высокий тревожный звук.
– Что это?
– перепугалась я.
– Это рация, - пояснил Август.
– Особая, конечно. Наверное, руководитель проекта беспокоится... Я отвечу, если ты не против?
Достав рацию, по виду заурядную, только чуть больше обычной, он ушёл с ней в кухню. Из коридора я между тем ясно слышала весь короткий разговор.
''Суздаль', я 'Владимир', ответьте, как слышите?'
– 'Владимир', я 'Суздаль', приём, слышу хорошо.
'Когда назад собираешься?'
– Как обещал, сегодня.
'Давай-ка, дружок, не 'сегодня', а прямо сейчас, не тяни кота за причинное место! Выставляй габариты шестьдесят на шестьдесят, командуй 'Поехали!', и через пять минут будешь дома в лучшем виде'.
– Почему, зачем, с чего такая спешка?! Больше двенадцати часов до конца периода!
'С того, что прочитали о тебе статью в 'Комсомолке', январский номер восьмидесятого года, и волнуемся о тебе, дурак!'
– Про меня статью?
'Нет, про Пушкина! Имя и фамилия твои, по крайней мере'.
– Я обещаю не затягивать. Виталий Павлович... помните, я спрашивал вас о возможности перехода для ещё одного человека?
'А я с тобой даже разговаривать об этом не хочу, пока ты передо мной не появишься вживую и всё мне не расскажешь русским языком. Выставляй габариты, не томи душу! Пять минут даю тебе! Всё, конец связи'.
Я прошла в кухню стремительным шагом.
– Откуда в 'Комсомолке' может быть статья про тебя?
– спросила я взволнованно.
– Твой Никита постарался, не иначе...
– Мой Никита?
– Милая моя, давай я вначале действительно выставлю габариты на всякий пожарный, а после потолкуем! Могу я воспользоваться кабинетом твоего отца? Ты говорила, там есть зам'oк, и это существенно.
– Но ты не прямо сейчас уходишь, нет?!
И снова звонок в дверь не дал нам договорить.