Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День второй. Опять настоящее
Шрифт:
– Тогда и эту порцию смело выпей! Потреби! Не кобенься! Бутылью больше, бутылью меньше – от тебя точно не убудет, но, может, сегодня к полуночи наконец-то и эффект проявится. Хочу, чтобы он ближайшей ночью проявился! Значит, что?
– Что?
– С самого утра поднажать надо! – резюмировал Филипп.
– А своих конкубин ты уже всех напоил?
– Прекрасная идея! Какая ты умница, моя женщина! В благодарность за этот совет и свет, озаривший мой мозг, сделаю тебя августой! После боёв в амфитеатре Флавиев! Ну, пусть не сразу, а следующем году! А бои – они уже совсем вот-вот, ибо назначены на сегодня. Время не ждёт! Отменить их невозможно, ибо у меня не семь пятниц на неделе! Успокойся и не бойся, ибо когда-нибудь ты обязательно станешь императрицей! Я не постесняюсь по новой созвать сенат! Сенаторы ещё не знают, но, как только войдут в курс дела, в один миг захотят видеть тебя августой-цезариней!
– Раз ты так долго меня убеждаешь, мне неловко отказываться! Так и быть, я даю своё добро на то, чтобы стать царицей! Я также согласна, что промедление смерти подобно! Торопись: сначала – на зрительные трибуны Большого цирка, потом – на мою коронацию… в следующем году!
– Пока ристалищное время терпит, без меня бои гладиаторов не начнут…
Рим за окнами дворца постепенно просыпался и начинал гудеть многоголосьем мегаполиса. Прищурившись, император взглянул в окно на пооранжевевшую на горизонте полоску света. Это из-за края земли ярким расплавленным металлом брызнуло солнце и несколькими набежавшими световыми волнами омыло смуглую кожу его лица.
Рассвет обещали – рассвет приключился.
И небо заголубело лазурью.
Муж и жена – одна сатана
«И даже в лжи
Всегда есть доля правды!
И, верно, ты, любимая моя,
На самом деле не любя меня,
Быть может всё-таки немного любишь?..»
Отомо Якамоти
– В конце концов, не забыл ли ты, любезный супруг, что мы с тобой – масоны? – напомнила жена мужу.
– Масоны? Какие ещё масоны? Когда мы с тобой и это успели?
– Ну, галилеяне! Христиане! Какая разница! Всё одно – масоны! Да и покреститься нам с тобой пора! Давай наконец покрестимся? Ты готов? Не бойся!
– Стрёмно как-то! – не нашёлся, что ещё сказать, Филипп.
– Это только первый раз курицу страшно своими руками зарезать!
– Вот те кре… – поднял правую руку ко лбу император и заметался, суетливо меняя фигуристость пальцев то в дву-, то в трёхперстии.
– Не так! – всплеснула руками Отацилия.
– Что не так? Как же?
– Ты меня не понял! Я не о том! Я совсем о другом!
– О чём?
– О том, что давай пройдём настоящий обряд крещения! Всю процедуру от начала до конца, как положено! От А до Я… эээ… от альфы до омеги… эээ… от А до Z. Да, до зет! Со священником! С батюшкой! С епископом! А ещё лучше – с самим папой Римским! Кто у нас тут нынче такой папа? Фабиан? Кажется, он. Да, точно! Фабиан! Он нас покрестит, водой окропит, никуда не денется, коли не захочет судьбы своих предшественников-мучеников! Мы и сами в воду можем окунуться…
– Нет!
– Как нет? Что значит нет? Ещё совсем недавно не возражал и на мои предложения кивал…
– Раньше не возражал, а нынче успел хорошо подумать! Я ещё молодой! Религиозные взгляды могут скорректироваться, трансформироваться, а то и вовсе измениться! Они же преображаются в ходе естественной эволюции, не правда ли? А вдруг мне на моей жизни ещё другая конфессия приглянется? Не могу же я менять веру каждый Божий месяц или год – следует хотя бы раз в пятилетку! Не чаще! Рано мне ещё окончательно и бесповоротно определиться!
Нечего было ответить благородной и искренне верующей женщине.
Поэтому помолчали.
– Так и быть, покрещусь! – внезапно выдал Филипп, словно сделав неверный шаг и провалившись в бездонные болотистые глаза своей супруги (при этом не желая пасть в её глазах). – Но только не сегодня и не завтра!
– Когда же?
– Скоро!
Опять помолчали.
– Какой ещё державный вопрос мы сегодня не обсудили? – вздохнула Отацилия. А, есть один деликатный! Эх! Злые языки будут обо мне злословить, да и сейчас уже это делают: я, мол, и такая, и сякая, и разэтакая!
– Какая, я не понял?
– А то сам не знаешь! Забыл всё наше совместное прошлое, что ли?
– Хочу услышать из твоих уст! Каждый из нас помнит о разном.
– Ну, мол, что я помогла тебе трон захватить, префекта претория Аквилу Тимесифея на тот свет спровадить, а вслед за ним – и императора Гордиана III…
– А разве нет? Разве муж и жена не одна сатана? Разве ты мне в этом не помогала?
– Нет! Я не такая-сякая-разэтакая! Я страдающая! Я тонко чувствующая! Хоть и противоречивая, но добрая! Я – настоящая римская матрона!
– Да и я, признаться, ничего пока не слышал про злые языки. Я всего-то второй день в Риме…
– Однако если такие языки объявятся, драть их надо тысячами, не убоясь! Драть, как сидоровых коз! Вырывать! С корнем!
– Ты помогала мне, а я помогу тебе!
«Я не помогала! – мысленно закончила свою мысль Отацилия. – В делах сердечных и в делах тайных державных я не бываю на вторых ролях! Да, я не помогала! Я взяла твою и свою судьбу в собственные руки! Я сама умерщвляла! В таких делах даже мне помощники без надобности. А уж я и подавно ни у кого на посылках бегать и бывать не стала бы. Я сама знала, куда, когда и что всыпать: какой порошок, в каком объёме, в какое время и в какой кубок. Чёрная королева Екатерина Медичи, родившись много позже меня, будет мне завидовать, брать с меня пример, но никогда не сгодится мне даже в подмётки… сандалий!»
…За стенами дворца запели горны, словно призывая бойцов к приступу цитадели.
*****
– Ну, ладно! – потёрла руками и уже вслух словно подвела итог жена Филиппа. – Энергии на целый день я в тебя влила! И джоулей, и калорий, и эргов, и лошадиных сил! Заодно и сама с себя её сбросила, израсходовала, растратила… попутно ею же на всю катушку зарядившись. Я люблю антиномии и парадоксы!.. Покажи, где в этом дворце теперь мои покои?
– Выбирай любые! Нынче тут всё твоё, моя родная! Счастье ты моё! – обрадовался супруг тому, что его самого наконец-то оставляют в покое, подумав: «А кстати, что это за чертоги? Чьи они? Въехал я сюда в спешке и ни у кого даже не спросил, куда вселился! Может, у недвижимости, что мне с ходу так сильно приглянулась, живой хозяин имеется? Уверен, что если он мне и не подарит этот дом, то продаст за символическую цену. К примеру, на один денарий!»