Три дня в Сирии
Шрифт:
Лицо Бушры померкло и как-то вытянулось. Она не нашлась, что возразить, растерянно взглянула на Джин. Спросить Джин, зачем Логинов будет ждать ее у Абии, сестра президента, конечно, не решилась. Их всех приучили беспрекословно выполнять то, что желают генерал Логинов и его сын. Джин как раз и рассчитывала на это.
— Ну, хорошо, — она пожата плечами, — если Борис так хочет, вызовите Зое такси, — разрешила она. — И предупредите блокпосты, пусть они проследят за ней.
Последнее замечание прозвучало совсем уж грубо, и никак не входило в планы Джин. Но она сдержалась, просто вот еще проблема, которую надо решать, и без участия Бушры, конечно же.
— Снежана поедет со мной, — сказала она снова решительно. —
Ей не оставалось ничего другого, только с Бабаком она могла договориться, как действовать в сложившейся обстановке. Наверное, Бушра очень желала ей возразить, но не отважилась показать перед Милюком свою неосведомленность. Тот мог бы ей помочь, сказав, например, что Борис Логинов ничего не говорил о Снежане, этого опасалась Джин, и дело снова бы осложнилось, если не сказать прямо, провалилось бы. Но Милюк молчал. Видимо, Борис приказал ему ни в чем не чинить Зое препятствий, а делать то, что она скажет. И Милюк не мог знать нужна ли Снежана для чего-то Логинову в приграничной деревне, или это личное желание госпожи Зои. Ведь договориться о том, что Снежана поедет с ней, она могла с Борисом во время их личного разговора в машине, а Милюк видел, что разговаривали они два раза, и довольно долго. Звонить же Борису и уточнять у него детали — это не могло прийти в голову ни Бушре, ни тем более Милюку.
— Хорошо, поезжайте, с этой девушкой, вашей помощницей, — Бушра поморщилась, теперь она даже не желала произносить имени Снежаны. — Обратно вернетесь не позднее трех часов дня, — распорядилась она. — Я отвезу вас к Асефу. До вечера.
Сухо попрощавшись, сестра президента вышла из столовой и направилась в свои апартаменты. Теперь Джин нисколько не сожалела, что они расстаются, похоже, насовсем. Это ей, Джин, еще повезло, что они расстаются, и Снежане тоже. Теперь она могла себе представить, что ждало бы Зою Красовскую в Дамаске, решись она туда поехать. Такое же рабство, как и у Мустафы, только немного в ином виде, и не факт, что это оказалось бы легкой ношей, скорее наоборот. Ну, а про Снежану и говорить нечего. С ней точно не стали бы церемониться.
— Бабак подъедет около часа, — сообщила Джин Милюку. — Я думаю, двух часов туда и обратно нам вполне хватит.
— Да, — кивнул Милюк. — Я предупрежу охрану, госпожа.
— Я иду к больным.
Джин вышла из столовой. Милюк, как тень, следовал за ней. Она зашла к Милисе. Затем направилась в палату к раненым демонстрантам. В душе она ощущала нешуточную тревогу. И не только потому, что Милюк теперь не отставал от нее ни на шаг и она не могла даже перекинуться словом со Снежаной, кроме как сказать ей, чтобы в час она была готова. Ее очень беспокоила судьба раненых и… судьба Бабака. Волноваться было от чего. Замечание Бушры о блокпостах заставило Джин задуматься. Чтобы доехать до Абии, как помнила Джин, им предстояло пересечь два блокпоста, а может быть, их теперь и больше, она не знала точно. Военные на блокпостах будут предупреждены, они будут отслеживать движение машины, и если Бабак поедет назад один, его сразу же арестуют, это совершенно ясно. Как этого избежать? Пока Джин не имела даже понятия. Но надеялась, что выход найдется.
Особых прощаний устраивать было нельзя, поэтому Джин настояла, чтобы Снежана перед отъездом даже не заходила к Милисе. Сама же она дала распоряжения Кале, предупредив ее, что может быть занята с генералом Шаукатом и президентской семьей, практически оставив план лечения дня на три, не меньше. Этого должно было хватить до приезда доктора из Москвы, о котором говорил Борис, и она не сомневалась, что, увидев пациентку, он сразу все возьмет в свои руки, не принимая во внимание желания сирийцев. Касательно остальных раненых она не могла поступить так же, потому что указания в этом случае ей пришлось бы давать Фаруху, а он немедленно доложил бы Бушре, что она составила слишком подробный и долгий план, а значит, имеет какие-то тайные намерения. Она просто сказала, что он должен делать все, что предписано до вечера, пока она не вернется от Абии и не нанесет визит генералу Шаукату. Это тоже должно было занять некоторое время, но все-таки судьба пятерых повстанцев вызывала у нее опасения.
Как и договаривались, Бабак подъехал к резиденции в час. Джин и Снежана вышли из резиденции в сопровождении Милюка, он даже нес за ними медицинский саквояж Джин, не давая ей в руки. Поставил саквояж в багажник, проследил за тем, чтобы обе женщины сели на заднее сиденье. Видя все это, Джин старалась держаться непринужденно, болтала со Снежаной об Абии и ее дочке. — Снежане заранее было приказано больше ни о чем не произносить ни звука, — даже шутила. Она видела, что Бабак тоже хотел принять участие в разговоре, но, воспользовавшись тем, что Снежана загородила ее, усаживаясь в такси, Джин жестом приказала ему молчать. Слава богу, он быстро все понял и ничем не выдал их.
— Желаю счастливого пути, и ждем назад, — Милюк даже изобразил некое подобие любезной улыбки, захлопнув за Джин дверцу.
Когда машина отъезжала, Джин заметила, Милюк посмотрел на часы. Видимо, прикидывал, за сколько минут они доедут до первого блокпоста. «Полицейское государство в действии, — с грустной иронией подумала Джин. — Вот как это бывает на самом деле».
— Здесь есть какая-то другая дорога до Абии? — спросила она Бабака. — Ты знаешь? Такая, на которой нам бы не пришлось встречаться с военными?
— Есть такая, а что? — Бабак притормозил. — По дну каньона в горах, там заброшенные шахты. Но там опасно, могут быть камнепады, ямы.
— А сколько ехать по ней? Долго? — спросила Джин серьезно.
— Ну, судя по тому, что там не разгонишься, на полчаса дольше получится, это точно, — Бабак пожал плечами. — А что? — снова спросил он.
— Мы свернем на нее до блокпоста? — продолжала спрашивать Джин и на всякий случай повернулась проверить, нет ли за ними хвоста.
Хвоста, похоже, не было. До этого еще не дошло.
— Да, не доезжая первого блокпоста, свернем, — подтвердил Бабак. — А что? — спросил он в третий раз, заметно встревожившись.
— Езжай по этой дороге, — приказала Джин. — А по пути я все тебе объясню.
— Ну, хорошо, — Бабак пожал плечами, и Джин заметила, что он обижен.
Они проехали по улицам Дары, свернули на пустырь, прямо за домом, в котором накануне Джин забрала раненого с перитонитом, проехали по пустырю, выехали на край оврага. Джин еще раз обернулась — нет, хвоста не было, здесь, на пустыре, он был бы виден. Она немного успокоилась.
— Может быть, ты все-таки объяснишь, что происходит?
Снежана до сих пор хранила молчание, видимо, она просто боялась спросить, хотя что-то подозревала.
— Я ничего не понимаю.
— А происходит то, — ответила Джин, — что нас с тобой взяли под плотный контроль и не хотят выпускать, а нам надо вырваться из Сирии, во что бы то ни стало.
— Так вы что, бежите, что ли? — догадался Бабак.
Машина начала медленно спускаться под гору.
— Да, мы не вернемся назад, — прямо объяснила ему Джин. — Ты приедешь в Дару без нас. И чтобы у тебя не было неприятностей, или чтобы их было как можно меньше, мы сейчас это делаем. Мы проедем этой дорогой, — она наклонилась вперед, понизив голос и держась руками за спинку переднего кресла, машина сильно подпрыгивала на ухабах. — Ты оставишь нас недалеко от дома Абии, так, чтобы тебя, по крайней мере, никто не видел. Сам этой же дорогой вернешься назад. Когда тебя спросят, скажешь, что я приказала тебе ехать до пустыря. Там мы со Снежаной вышли и направились в каньон. Больше ты ничего о нас не знаешь, и нас не видел. Понял?