Три дня в Сирии
Шрифт:
Мужчина протянул ей мобильный телефон. Джин взяла трубку.
— Приготовьте новую пару перчаток, — попросила она сестру. — Я слушаю, Милюк.
— Тут молодой человек лет двадцати, один в доме, — услышала она голос помощника Бушры. — У него повреждения челюстей и что-то с языком. Мы не можем его поднять. Как только начинаем, язык блокирует доступ воздуха в дыхательное горло и юноша начинает задыхаться. Мы не можем перенести его в машину. Что делать?
— В доме действительно никого нет? — серьезно спросила Джин.
— Никого. Куда они делись, он не может нам рассказать.
— Тогда сами поищите булавку или иголку, — сказала Джин, — проколите язык, вытащите его наружу и просто пришейте к рубашке, например. Тогда язык не будет западать и вы сможете поднять больного.
— Пришить язык? — Милюка явно озадачило ее распоряжение.
— Что вы удивляетесь? — строго сказала Джин. — В полевой хирургии самая обычная вещь. Ведь это вообще опасно для раненого, даже если его никуда не переносить. Он может неудачно повернуться, язык заблокирует дыхание, он тут же задохнется и умрет. В крайнем случае, если ничего не получится, проткните ножом дырку в трахее, — добавила она, — сразу под кадыком, и поставьте трубочку. Можно взять от использованной шариковой ручки, поищите такую.
— Но ведь пойдет кровь?
— Пойдет, — согласилась Джин. — Нам главное, чтобы раненый дышал, пока мы довезем его до операционной, и этой цели мы достигнем. Во избежание обезвоживания и загустения крови поставьте капельницу. Вы видели, как я это делала. Я вам показывала. Вы сможете поставить катетер. Справитесь?
— Справимся, — ответил Милюк. — У меня есть некоторый опыт. Приходилось делать это на войне. Сделаем. Я еще перезвоню.
— Хорошо.
Джин вернула трубку Измиру, снова подошла к операционному столу и надела новые резиновые перчатки.
— Вы действительно хороший врач, — сказал Фарух. — Видите выход для пациента в любой ситуации.
— Спасибо, — скромно ответила она. — Были случаи, когда пришлось научиться многому.
«С такой бабушкой стыдно быть плохим врачом, — подумала Джин про себя. — Слышать все равно приятно».
— Так, что тут у нас? — она склонилась над больным. — Дайте мне сюда свет, пожалуйста. Я полагаю, разрез будем делать срединный с расширением снизу. Согласны? — она взглянула поверх маски на Фаруха. — По внешнему обследованию, похоже, именно там находится часть воспаленной кишки, которую придется удалять.
— Я согласен, вам виднее, — ответил Фарух. — Наркоз подействовал? — спросил он медсестру.
— Так точно, — ответила она. — Пациент спит.
— Очень хорошо, — кивнула Джин. — Тогда приступим.
— Сколько времени уже длится заражение? — спросил Фарух, подавая ей инструмент.
— Я полагаю, с неделю, — ответила Джин. — Он был ранен две недели назад, где-то дней семь организм сопротивлялся, но помощи никакой оказано не было. Тогда все и началось.
— Выживаемость при перитоните с таким сроком не больше десяти процентов, по статистике, — заметил Фарух.
— Меня не интересует статистика, — ответила Джин. — Меня интересует пациент. Я хочу знать, какие органы повреждены и что надо сделать, чтобы спасти пациенту жизнь. Только это меня сейчас волнует. Если он продержался так долго, мы не имеем
— Опять звонит майор Раджахи, — в операционную заглянул Милюк, — сказать, что вы оперируете и не можете подойти?
— Нет, почему же. Вычищайте здесь все, я сейчас, — сказала она Фаруху.
Сдернув перчатки и маску, Джин вышла в коридор и в который уже раз взяла трубку:
— Я слушаю, Милюк.
— Мы все сделали, как вы сказали, госпожа Зоя, — доложил офицер. — Раненого погрузили, поставили капельницу. Сейчас приехали по второму адресу. Тут все серьезно. Раненый лежит на дворе, под солнцем. В доме тоже никого нет. Похоже, он подвергся нападению. У него старое ранение плечевого сустава, сквозное, но там все более-менее заживает. Недавно полученное, совершенно новое ранение в груди, огнестрельное. Кто-то пытался застрелить мужчину, а он убегал. Так и оказался на дворе, — взволнованно продолжал Милюк. — Его догнали, но не убили, а только ранили. Что-то, видимо, помешало. Я уже вызвал полицию, чтобы разобрались в произошедшем. Никаких других пострадавших мы не обнаружили. Соседи попрятались. Похоже, он лежит здесь часа два или три, и у него сильное внутреннее кровотечение. Что делать? Можно ли его трогать?
— Трогать можно и даже нужно, — ответила Джин. — Немедленно ставьте капельницу. Обязательно. Как он дышит?
— Тяжело, с хрипом.
— Свист, хлюпанья?
— Да, госпожа, присутствуют.
— Похоже, задето легкое, — предположила Джин. — Мы имеем в наличии клапанный пневмоторакс. Значит так, Милюк, — она на мгновение задумалась, — огнестрельное ранение немедленно заклейте пластырем, — продолжила она почти сразу, — чтобы туда не проникал воздух, а потом перевяжите. Под ключицей сделайте прокол ножницами. Надо выпустить воздух, который уже попал и скопился внутри…
— Как «ножницами»?
— Да, ножом или ножницами, чем найдется, — подтвердила она. — Потом полученную рану также заклейте и завяжите, срочно везите сюда. Если все так, как вы говорите, это пациент для немедленной операции.
— У нас еще последний адрес, — напомнил Милюк.
— Хорошо, заезжайте за последним и срочно сюда, — согласилась Джин.
— Слушаюсь.
«Я скоро стану главным хирургом сирийской армии, как моя бабушка когда-то была главным хирургом войск СС, — подумала Джин с грустной иронией. — Стоит мне только задержаться в Даре на недельку».
— Я осмотрел глаз, — выскочив из соседней комнаты, к ней подбежал офтальмолог. — Я полагаю, зрение можно сохранить. Надо провести отсечение выпавшего цилиарного тела и наложить сквозные швы, а дальше уже применять консервативное лечение.
— Хорошо, — кивнула Джин. — Если надо отсекать, будем отсекать. Готовьте раненого к операции, — распорядилась она. — Он будет следующим, пока Милюк не привез еще тяжелых. У вас есть с собой специальное оборудование? Вы сами справитесь с этим делом?