Три доллара и шесть нулей
Шрифт:
– Я тебе могу сказать, Пащенко, что этот парень – профи. Если не кинооператор, то мастер наблюдения – точно. Он занял удачную позицию, за нашими спинами. Поскольку люди всегда вертят головой за столом, то имеется твердая уверенность, что пленка зафиксирует стопроцентное доказательство того, что на ней – именно тот, над кем установлено наблюдение. Вместе с этим он остается для объекта за спиной, в «мертвой зоне». Это исключает случайный взгляд на его столик. А теперь посмотри, Вадик, еще раз на пленку и скажи мне, кого снимал этот наблюдатель, если учитывать все, о чем я только что упомянул.
Прокурор усмехнулся:
– Хорошев сидит лицом к нему, а мы –
– Да. – Подняв бутылку, Струге посмотрел сквозь нее. Бутылка была пуста. – Я с грустью в голосе вынужден констатировать факт того, что в природе имеется вторая пленка, где мы добродушно распиваем коньяк и хлопаем друг друга по плечам в компании бандитствующего элемента. Вадим Андреевич, кажется, скоро я буду иметь возможность спокойно пить пиво на глазах у горожан. Почаще видеться с женой, общаться с псом...
Поставив бутылку на столик, он спохватился и спрятал ее за диван. Он думал о том, что на этот раз Лукин, кажется, победил. Своим участием в кинофильме под названием «Бандитский Тернов» он доставит старику малую радость. Малую, а как ему будет приятно... Судья Струге в компании человека, совершившего убийство сотрудника ФСБ. Да и прокурору сувенир неплохой. Хотя Пащенко отскочит. Не может быть, чтобы не отскочил – у областного прокурора он в чести. Да и структуры разнятся, как небо и земля. Что простительно прокурору, не позволено судье...
– Подожди-ка, родной...
Струге так и не понял, к кому так обратился Пащенко. Он об этой фразе забыл сразу же, едва Вадим подошел к телевизору и уставился в лицо огненно-рыжего «оператора». Поняв, что так видно еще хуже, прокурор, наоборот, отошел от телевизора и приблизился к комнатной двери.
– Прокрути-ка пару метров...
Антон повиновался.
– Стоп!
Струге покорно выполнил и эту команду. Ожидая развязки этих таинственных перемещений, он вынул из кармана пачку «Кэмел» и бросил ее на стол.
– Что?
Вместо ответа прокурор подошел к мебельной стенке и стал производить внутри нее те же движения, что совершает квартирный вор, занимаясь поиском в чужой квартире золота и наличных. На палас летели счета-квитанции об оплате за квартиру, дипломы, свидетельства, аттестаты... Пащенко рылся в документах.
Наконец, на свет появилось то, на что был направлен весь азарт поисков – маленькая, истрепанная записная книжка, которую Струге узнал с первого взгляда. Он тогда два или три года уже работал в суде, а Вадим продолжал еще нести крест «важняка» транспортной прокуратуры. Эту книжицу, как и темно-синего цвета «адидас», Пащенко приобрел в далеком девяносто шестом, во время их со Струге совместной поездки на Белое озеро. Рыбалка в тот день удалась, но они опоздали на поезд. Пришлось вернуться на станцию и убивать время в ожидании следующего. Вот там-то, в деревенском магазине близ вокзала, Вадим и купил эту записную книжку. Скорее всего, она ему была тогда не нужна, однако выражение «убивать время» Пащенко всегда понимал по-своему. Купив книжку, он заметил на полке магазина кроссовки «адидас» московского производства.
– «Адидас» малазийский – не чета московскому. Они крепче и качественнее, – заявил он тогда.
И вернулся в Тернов с рыбалки с записной книжкой и кроссовками, которые развалились уже через две недели игры в футбол. Сейчас Антон видел эту хранящую имена десятков терновских бандюков книжицу снова. Струге даже не пытался понять, что делает прокурор. Большинство поступков Пащенко находили свое объяснение лишь тогда, когда был достигнут желаемый результат. И очень часто
Подойдя к телефону, он набрал номер и стал бормотать, как убогий: «Климакова, Климакова... Лара Климакова...»
– Алло!! Пермяков!..
Саша Пермяков – однокурсник Струге и Пащенко по юрфаку. Вместе они оказались и в транспортной прокуратуре. На третьем году службы их дороги разошлись: Струге ушел в суд, Пащенко пересел в кресло прокурора, а Сашка остался «важнячить». Впрочем, дороги последних в ближайшем времени должны были сойтись – Александра Пермякова прочили на должность заместителя Пащенко. Хороший парень Саша Пермяков, который уже не раз доказывал, что заслуживает того, чтобы хотя бы частью себя влиться в неразрывную дружбу Пащенко и Струге. В прошлом году он был серьезно ранен при задержании опасного отморозка и при этом спас жизнь никому не нужной, сволочной бабенке. Можно было бы и не спасать, но Пермяк потом не смог бы смотреть на себя в зеркало. Это не он сказал, на этом мнении сошлись тогда Антон и Вадим. И сейчас Пащенко звонил ему.
– Саня, ты помнишь, в девяносто шестом году мы работали по группе Доноева? Какого Доноева?.. Ну, как ты можешь так беззастенчиво тормозить, Саня?.. Это ишак из Махачкалы, который привез с собой двоих таких же, конченых, и разбойничали они на ветке «Тернов – Белогорск»! С ними мадам еще была, такая импозантная... Ты еще говорил, что если бы ей скинуть лет пятнадцать, а тебе пяток добавить... А-а-а. Вспомнил?! Так вот, их последнее дело сопряглось с «мокрухой», и терпилой там выступил некто Шарохвостов... А-а-а... Правильно, Шарохустов. Молодец. Видишь, вспоминаешь, если намекнуть. Так вот, у этого Шарохустова был брат, который работал в иркутской ментовке, во вневедомственной охране. Когда Шарохустова «замокрили», он приехал и стал вести независимое расследование. Вышел на эту Климакову... Какую Климакову? Ну, это та, которой если бы пятнадцать, а тебе пять... Видишь, память у тебя что надо! Так вот, когда он вышел на Климакову, выяснилось, что у нее в полюбовниках мусорок пригретый из ГУВД по фамилии... – Пащенко посмотрел в книжицу. – Гургулидзе Сергей Александрович. Вот они-то и схлестнулись на почве ревности и кровной вражды...
Не желая, чтобы его мысли сформировались в полный отстой, Струге поднялся и пошел на кухню инспектировать содержимое холодильника прокурора. Когда он вернулся, держа в руке бутерброд с ветчиной, вечер воспоминаний заканчивался.
– ...Так вот, этот Гургулидзе был рыж и ярок. В девяносто седьмом, как раз после этой разборки, он уволился и потерялся из виду. Что? Да, правильно, потерялся, потому что он на хрен никому не нужен был... Так вот, Саня, найди-ка мне установочные данные на этого бывшего оперка. Я хочу опровергнуть теорию о том, что все рыжие – счастливые.
Стерев со лба пот, Пащенко бросил книжку на столик и уставился на Струге усталым взглядом.
– В холодильнике еще есть пиво?
Глава 2
Грохот был такой силы, что Николай Иванович присел. Если бы при этом он держал руки перед собой, то мог вполне сойти за физкультурника, которому приспичило сделать зарядку в половине двенадцатого ночи.
– Поверь бывшему морпеху, Иваныч... – процедил сквозь зубы Ус, который был единственным среди людей Пролета, заскочивших в комнату после взрыва, кто сохранял самообладание. – Это ПТУРС...