Три ипостаси Божества
Шрифт:
– Ты думаешь, я поступила глупо, когда проголосовала в пользу Аляски? – спросила она.
– Нет! – ответил Фрайпан, но сделал это слишком быстро, чтобы ему можно было бы поверить.
– Наверное, я была слишком наивной, чтобы доверять похитившим меня людям, а?
Задав этот вопрос, Садина понадеялась на то, что старина Фрайпан даст более правдивый ответ, хотя и понимала, что более нелепый вопрос вряд ли вообще возможен.
– Не могу тебе сказать, кому можно доверять, а кому нет, – сказал Фрайпан так, как когда-то говорила бабушка Садины, Соня – так же веско и так же медленно. У этих стариков особая манера говорить; произнесенные ими слова гораздо более увесисты, чем те же самые слова, но в устах молодежи, и именно за счет стоящего за их речами жизненного опыта – вот что делает их весомыми и убедительными.
Как бы Садина хотела, чтобы хоть малая толика мудрости, коей была наделена Соня, досталась и ей, но, увы, бабушка умерла много лет назад.
– И все-таки…
Садина смотрела на огонь.
– И все-таки как ты узнаешь, кому можно верить, а кому нет?
Старина Фрайпан сунул в огонь очередную ветку, словно давал понять: будь терпеливой, и ответ придет сам собой. После этого он выпрямился и произнес:
– Прежде всего верь себе и своему сердцу.
– То есть никому другому верить нельзя?
– Не торопись с выводами! – медленно проговорил старик. – Верь себе, и уже потом – тому, кто доверяет тебе.
Он поворошил палкой огонь, и взметнувшиеся искры огоньками отразились в его мудрых глазах.
– Единственная ошибка, которую ты можешь допустить, – это поверить тому, кто недостоин доверия.
Минхо
У Сироты нет родителей.
У Сироты нет ни братьев, ни сестер.
У Сироты нет друзей… Есть только враги.
Минхо вскочил и схватился за нож. И только тогда, когда он вытянул остро отточенное лезвие из ножен, он понял, что разбудили его не враги – его спутники готовили завтрак. Старина Фрайпан ломал ветки и бросал их в костер, Рокси нарезала коренья, Доминик мурлыкал под нос какую-то песню. Минхо, ни на кого не глядя, не спеша убрал нож. За оружие он схватился по привычке – пребывая поутру в зыбком пространстве между сном и бодрствованием, он не сразу был способен определить, где он и с кем, и ему чудилось, что он все еще Сирота, готовый стрелять, резать, наученный выживать. Не исключено, что его спутники знали о его боевых рефлексах, а потому никто не отваживался спать рядом с его ложем. Иногда, правда, его охватывал по-настоящему глубокий сон, и тогда он забывал о своей былой принадлежности к Остаткам нации, но чем дальше он уходил от своего прежнего житейского опыта, тем сильнее реальность била по его нервам, когда он просыпался.
Минхо поправил висящие на поясе ножны и напомнил себе, что теперь у него есть друзья, есть мама и, что самое важное, есть имя. И зовут его – Минхо.
– Оранж! – произнесла Рокси тоном, которым матери напоминают детям, что те не вполне правы.
– Да? – отозвалась Оранж, глянув на миску, которую Рокси держала в руках.
– Смотри!
Рокси протянула миску и показала ее содержимое девушке.
– Я думаю, что ты нашла не картофелину, а камень, – сказала Рокси. – Посмотри!
– Ничего себе! – рассмеялась Оранж, осмотрев протянутый камень.
Минхо никогда не слышал смеха Оранж, а та смеялась в точности так же, как это делали Садина и Триш.
– Оранж хотела сделать из наших зубов окрошку! – завопила, смеясь, Миоко. – Чтобы мы ею позавтракали!
Минхо смотрел, как Оранж перебрасывает камень из ладони в ладонь. Этим камнем она могла бы легко укокошить троих – в руках Сироты любой предмет способен стать смертоносным оружием.
А интересно, Оранж тоже, как и он, Минхо, по утрам чувствует себя не в своей тарелке? Ей, как и ему, уже не нужно делать те упражнения, которые они делали раньше – снижать сердечный ритм, сосредотачиваться, чтобы быть начеку? Сирот начинали тренировать, когда им исполнялось четыре года. Их готовили драться, убивать, выживать в любых ситуациях. До этого, пока Сироты не становились твердо на собственные ножки, за ними ходили няньки. А потом начинались тренировки. Самое первое воспоминание, которое Минхо нес в себе, относилось к эпизоду, когда Скорбящий Глейн заставил его убить волчицу прямо на глазах ее волчат. Да, он сделал их сиротами, но ненадолго – вскоре они разделили участь своей матери. Остатки нации и его сделали таким волчонком. Только он не погиб, а выжил.
– У тебя глаза открыты, но сам ты где-то далеко! – произнесла, глядя на Минхо, Рокси, и слова ее звучали скорее как вопрос, а не как ответ. У Рокси была своя, весьма странная манера приветствовать тебя по утрам, совсем не такая, как у матери Садины, которая неизменно говорила свое «проснись и пой!».
– Возвращаюсь, – ухмыльнулся Минхо, не испытывая никакого желания поделиться с новыми друзьями своими темными мыслями. О прошлом и настоящем. Он внимательно смотрел, как Оранж продолжает перебрасывать камень из руки в руку. Каждый раз, когда камень оказывался у нее в правой ладони, он ждал – сейчас она хлопнет им по макушке Миоко за то, что та над ней смеется. Или поразит в висок Доминика за то, что тот такой осел. Но ни того, ни другого Оранж не сделала. Подбрасывая камень, она ловко перехватывала его другой ладонью и вновь бросала вверх.
Если, найдя друзей, Оранж изменилась, значит, есть надежда, что, расставшись с Остатками нации, они расстанутся и с теми жизненными принципами, которые им, Сиротам, вошли в плоть и кровь в ходе бесконечных жестоких тренировок!
Оранж вновь бросила камень вверх, на этот раз высоко. Когда же, падая, камень достиг уровня, на котором находился локоть девушки, Оранж резко выбросила руку вперед особым боевым жестом, и Минхо почувствовал, как напряглись его годами тренированные мышцы. Тыльной стороной ладони Оранж встретила падающий камень, сильно и точно послав его в ближайшее дерево. Раздался удар, дерево загудело, а все, кто видел это, раскрыли рты, пораженные силой и точностью броска. Минхо улыбнулся.
– Ничего себе! – восхищенно протянул Доминик. – Я тоже так хочу!
– Ну-ка, еще разок, – попросила Миоко и, нагнувшись, подняла один из камней, лежащих у костра. – Не слишком большой?
Оранж повторила фокус: бросила камень в воздух, на этот раз послав его в дерево, возле которого стоял Доминик. Свист летящего мимо уха камня заставил того резко пригнуться.
Все восторженно завопили, а Минхо вздохнул. Да, Оранж была отличным воином, но она заслуживала лучшей участи.
Человек обязан иметь возможность развиваться, а есть ли такая возможность у Оранж? А у самого Минхо? Могут ли они стать лучше и значительнее?
Прирожденные воины обязаны стать прирожденными вождями. Даже безымянная Оранж, которая в свое время уничтожила десятки нарушителей границы, могла бы стать кем-то более значительным! Более важным и ценным человеком.
Лишь бы ей был дан шанс.
Глава третья. Тайная миссия
Айзек
Айзек и не собирался говорить о Тимоне и Летти. Были другие темы и другие заботы, например – свернуть лагерь. Но Садину было не удержать.