Три карата в одни руки (сборник фельетонов)
Шрифт:
Конечно, это не первый ее аргумент, а самый последний. И применяется он только в том случае, когда экономические выкладки и трезвые расчеты отвергаются властным взмахом руки.
Но пусть никто из читателей не сетует на слабость женской натуры. Иные районные руководители умеют уговаривать подчиненных так красноречиво, что, окажись на месте председателя даже не чувствительная Ярославна, а ее мужественный супруг, несгибаемый военачальник князь Игорь, и тот запросто ударился бы в плач.
Так оцените же, что так или иначе, а Л. П. Ясинецкой до сих пор удается стоять на своем: по одежке протягивать
— Нет, нет и нет! — упрямо твердит она в ответ на любые посулы с неясным экономическим эффектом. — Наделать сегодня миллионные долги — не фокус. А вот что будет с колхозом через десять лет? Вы об этом думаете?
Думать об этом не хочется. Но зато как приятно и легко иметь дело с другими председателями после несговорчивой Л. П. Ясинецкой! Молодой и энергичный М. А. Шишов — двадцать девятый по счету председатель одного колхоза. Еще два года тому назад он и не подозревал о том, что будет когда-нибудь верховодить здесь. И сегодня мысли о том, что станет с хозяйством два года спустя, его не слишком донимают. Сегодня его интересует лишь то, что происходит сегодня. А посему всем будущим наградам он предпочитает отсутствие нынешних выговоров.
Это человек глубокой личной невозмутимости! Солнечным ноябрьским днем минувшего года председателю сообщили радостную весть: решением районных инстанций колхозу прощен долг в полтора миллиона рублей. Представляете?! Но ни один мускул не дрогнул на его лице. Такая вот волевая личность.
Хотя нет, не только этим объясняется такое самообладание. Что значат какие-то полтора миллиона для колхоза, у которого задолженность по краткосрочным ссудам превышает четыре миллиона, а по долгосрочным приближается к семи! С оптимизмом человека, которому простят любые долги, смотрит он на то, что ежегодно задолженность хозяйства возрастает на 300 тысяч рублей, а убытки приближаются к 200 тысячам. За это не ругают. И тем более не бьют.
Бьют за другое, и весьма пребольно. За неисполнение.
Во исполнение решения Совмина Чечено-Ингушетии в колхозе решили построить комплекс для телят на две тысячи голов. С Совмином не спорят. Во исполнение выделили миллионы рублей. Взяли выделенные миллионы. Во исполнение поручили заключить договор со строителями. Заключили. Велели принять недостроенным комплекс. Приняли. Порекомендовали воздержаться с использованием комплекса, пока не решится, чем топить: мазутом, как порешили вначале (и оборудование уже установлено!), или углем (для которого оборудования нет и близко не видно). Воздерживаются. Приказали попросить дополнительную краткосрочную ссуду для оплаты процентов по долгосрочным. Попросили и оплатили.
Сейчас комплекс стоит холодный и пустой. Но никому от этого не холодно и не пусто.
Сообщение о том, что за последние четыре года колхоз наделал долгов, которые вдвое превышают стоимость всего неделимого фонда, не вызвало на последнем общем собрании ни упрека, ни вздоха. Теперь сравните: вопрос о том, почему в натуроплате не оказалось полукилограмма меда, горячо обсуждался два часа.
— Да как же так! — вскинется тут отличник-пятикурсник с экономического факультета. — Да неужто не могут они сосчитать, что полбанки — сущий пустяк в сравнении с тем, что каждый член колхоза, говоря теоретически,
Вы правы, отличник! Но поберегите счеты. Конечно, теория без фактов мертва, но вечно живо древо жизни! Сколько бы вы ни щелкали костяшками, люди прекрасно знают, где полбанки зарыто. Четыре года тому назад, когда колхоз имел прибыль, в станице насчитывался один легковой автомобиль. Теперь их в личном пользовании — сорок один! В собственности колхозников семьи Ильенковых — отец и три взрослых сына — четыре машины. И если вы привезете сегодня в сельпо еще тридцать девять «Жигулей», то завтра во дворах будет ровно восемьдесят. Ничего удивительного: зарплата возросла в полтора раза.
Кривая личных доходов стремится вверх столь же неудержимо, как и кривая общеколхозных долгов. Внешне между ними ничего общего. Каждая кривая живет сама по себе. Общий есть только корень: деньги на оплату труда тоже берутся у банка в долг.
В долг покупаются трактора и горюче-смазочные материалы, кирпич и проекты комплексов, удобрения и мелиорирование земель. Если вы хватите лишку и достанете разного добра больше, чем нужно, если оно пропадет и сгинет, то ваш долг возрастет. А если ваши долги будут внушительнее, чем у соседей, то вам соответственно больше спишут при ежегодной банковской амнистии.
И соседи, которые не догадались вести себя столь же бесхозяйственно, как вы, будут перешептываться на районных совещаниях:
— Ишь, счастливчик!
Разумеется, самое главное в профессии такого счастливчика — это вовремя смыться. Этим он уберегает от неприятностей и себя и своих преемников. М. А. Шишов может спокойно гулять мимо пустынного телячьего комплекса. И мимо недостроенных мехмастерских (сметная стоимость 673 тысячи рублей, за шесть лет освоено 110 тысяч). И мимо сооружаемой молочнотоварной фермы (по смете миллион 731 тысяча, освоено за пять лет 800 тысяч). И дальше, мимо всех подобных объектов пройдет он, но нигде не опустит стыдливо взор. Потому что главные долги и основные недостройки он получил в наследство.
Но от кого из предшественников? От кого конкретно: от Кириллова или Чесноковой, от Кузнецова или Бугаева? Стремительно сменявшие друг друга председатели создали такую калейдоскопическую пестроту, что вопрос о персональной ответственности можно рассматривать лишь в сугубо предположительном плане.
Безудержная банковская щедрость не просто искажает хозрасчет. Она превращает руководителей производства в капризных балбесов, выросших с ощущением бездонности папиного кармана. Вопрос «почем?» кажется им унизительным. Рачительность в их глазах ничем не отличается от скаредности. Их не проймешь ничем — даже повышением цен.
Как известно, в последние годы из-за разных причин были повышены цены на технику и горючее, на удобрения и строительные материалы. В таких хозяйствах, как колхоз имени Красной Армии, это дало толчок бережливости, хотя и сказалось на кармане. Но зачем бережливость тем, кто за все расплачивается из чужого кармана? И к чему отягощать себя строгим хозяйским расчетом, если врата банковских сокровищниц настежь распахиваются — и при этом вовсе не обязательно произносить: «Сезам, откройся!» и прочую сказочную муру?..