Три колокольчика, два бантика и один лучший друг брата
Шрифт:
— Как прошло твое Рождество, Стелла? — спросил он ее.
— Чудесно, — сказала она. — Я провела день в доме своих родителей и расслаблялась. А ваше?
— Мы делали то же самое. Позволили Вайолет развлекать нас, — усмехнулся папа. — Эта девчонка заставит Мэддокса попотеть, когда ей исполнится шестнадцать.
— Хорошо, что у него есть миллиарды, — поддразнил я.
Мама рассмеялась.
— Это правда. Стелла, как дела у Гая?
При упоминании о Гае Стелла, казалось, насторожилась еще больше. Внешне на ее лице была красивая, чарующая
— Он хорошо. Все еще работает программистом.
— Я никогда до конца не понимала, как он умудрился увлечься компьютерами. — Мама покачала головой. — Для человека, который преуспевает в общении с людьми, я всегда думала, что он станет учителем, тренером или продавцом подержанных автомобилей.
— Вы можете представить себе Гая, обучающего детей? — застонала Стелла. — Это было бы ужасно.
Мы все рассмеялись, потому что она была права.
Расскажи им.
Каждый раз, когда я открывал рот, либо мама, либо папа заговаривали первыми. И по мере того, как проходили минуты, по мере того, как продолжался разговор, становилось все труднее и труднее находить объяснение лжи.
Черт возьми. Когда они подошли к столу, я должен был просто сказать им. Папе было бы все равно, верно? Мне придется подождать и узнать на следующей неделе. Итак, я потягивал вино и ел, пока Стелла очаровывала моих родителей.
Она уделяла им все свое внимание, отвечая на их вопросы и слушая истории. Игнорируя именно меня. Во время разговора и нашей трапезы ее равнодушие стало таким же холодным, как и температура зимой.
Только после того, как наши тарелки были убраны, счет оплачен — папой, настаивающим на том, что он оплатит все расходы, поскольку это был ужин для персонала, — и мы все закутались в свои пальто, Стелла, наконец, посмотрела в мою сторону.
Выражение ее лица было бесстрастным. Она оградилась от меня.
Боже, я был мудаком.
— Где ты припарковалась, Стелла? — спросил папа, когда мы собрались на тротуаре возле ресторана. — Уже темно, так что мы тебя проводим.
— Я сделаю это. Мы припарковались на одной стоянке, — солгал я. Снова.
Это была десятая или, может быть, двадцатая ложь за сегодняшний вечер. Я сбился со счета. Папа поверил во все. Мама — нет. Наверное, потому, что я был никудышным лжецом, а мама всегда чуяла, когда ее сыновья лукавили.
Она переводила взгляд со Стеллы на меня, и, если бы у маминого выражения лица было название, это было бы Ты меня не обманешь, сынок.
Я видел его бесчисленное количество раз в своей жизни. Обычно перед тем, как она наказывала меня за какую-нибудь глупость. Как в тот раз, когда я затащил свои санки на крышу, чтобы скатиться с нее, и вместо того, чтобы врезаться в сугроб под карнизом, я проломил забор соседа.
— Так приятно было повидаться с тобой, Стелла. — Мама притянула ее в объятия.
Папа
— Не волнуйся о проекте Дженсена. Наслаждайся оставшейся частью отпуска. И ты тоже, Хит.
— Будет сделано.
Папа протянул руку, чтобы мама взялась за нее, и, помахав на прощание, они направились вниз по улице.
Я вздохнул, когда они скрылись за углом.
— Прости меня.
— Все хорошо. — Стелла кивнула и развернулась в другую сторону, направляясь по тротуару к тому месту, где мы припарковались.
Все определенно было нехорошо. Ее туфли сердито цокали, пока мы шли. Она держала руки засунутыми в карманы куртки, плечи прижатыми к ушам.
Каждый раз, когда я приближался, она отодвигалась на дюйм или шла быстрее. И у грузовика, когда я двинулся, чтобы открыть ей дверцу, она махнула мне, чтобы я садился за руль.
Поездка до ее квартиры прошла в молчании, напряжение нарастало с каждым поворотом. Когда я припарковался перед ее домом, она выскочила за дверь еще до того, как я успел припарковать грузовик.
— Черт возьми, — пробормотал я. И бросившись за ней, побежал трусцой, чтобы догнать, прежде чем она успеет от меня отгородиться. — Стелла, прости.
— Все в порядке. — Она вставила свой ключ в замок. — Мы — секрет.
Последнее слово было произнесено так отчетливо, что я ощутил каждую букву, как удар молотка по головке гвоздя. С-Е-К-Р-Е-Т.
— Мне нужно сказать папе. Убедиться, что он не против. Я должен был сделать это сегодня вечером, но… Прости.
Стелла оглянулась через плечо.
— А если он будет против?
— Не будет. — Или будет. Он не должен был быть против. Другого выбора не было. — Есть шанс, что он попросит нас быть осторожными.
Она опустила взгляд, ее плечи опустились.
— Еще секреты?
— Это не навсегда. — Я положил руки ей на плечи и наклонился ближе. — Я запаниковал сегодня вечером. Не думал, что мы кого-нибудь встретим.
В одну минуту она начинала поддаваться моим прикосновениям, а в следующую уже распахивала дверь и врывалась внутрь. Дерьмо. Может, мне стоит молчать сегодня вечером. Я все говорю неправильно.
Я остался на крыльце, наблюдая, как она снимает пальто и вешает его на крючок.
— Стелл. Я хочу рассказать людям. Но сначала хочу рассказать Гаю.
— Тогда скажи ему. — Она вскинула руки, стоя близко к порогу, словно запрещала мне подходить. — Мне не нравится быть секретом. Я не люблю лгать людям, особенно моему брату, моему боссу и жене моего босса.
— Ты права. — Я поднял руки. — Прости.
Она опустила подбородок и долго смотрела в пол. Затем подняла глаза, и стыд в ее глазах заставил меня почувствовать себя ростом дюйма в три.
— Я знаю, прошла всего неделя. Меньше недели. Но ты… это ты. Я хочу рассказать о тебе людям. Потому что ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься.