Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
— Дозволь тебе, братец, представить: Федосей Иванович Резванов, местный брандмейстер, — сказал пристав. — А это мой брат, Александр Александрович, служит в штабе Гвардейского корпуса.
— А что, в гвардии так принято косолапить, или вам сапоги малы? — спросил у капитана брандмейстер.
— Милостивый государь! — вспыхнул гвардеец.
— Да перестаньте, полно вам! — сказал Резванов. — Не будете ж вы брандмейстера на дуэль вызывать! Засмеют.
— Мне надо поговорить с тобой наедине, — повторил брату капитан, тряся тяжелой головой.
Пристав пожал плечами, но предложил капитану
— Ну, чего тебе? — устало спросил Сеньчуков-старший, когда они оказались одни.
— Меня преследуют, Иван!
— Долги надо вовремя платить. И у тебя, конечно, сейчас нет на это денег… У меня тоже нет. Ты не отдал мне еще те сто рублей, что занимал летом.
— Не в этом дело. Каких-то два мазурика, один из которых сейчас сидит у тебя в кутузке, преследуют меня по пятам уже несколько дней.
— А что же им от тебя надо?
— Понятия не имею.
— Чем врать, ты мне лучше расскажи все.
— Да вот святой истинный крест! Могу только догадываться. Дело в том, что во вторник я присутствовал на секретном совещании у Его Высочества великого князя Владимира. Он сообщил нам, что планы нигилистов убить Государя приобрели реальные очертания, а поскольку полиция откровенно бездействует — прости, но ты сам это прекрасно знаешь, — то для охраны императорских особ его высочество учредил особую лигу по примеру Священной Дружины, и я назначен руководить непосредственной охраной.
— Видал я ваших дружинников в «Акрополе», — буркнул пристав. — Никаких пожертвований вы от меня не дождетесь.
— Причем тут пожертвования! — вскипел капитан. — Речь идет о моей жизни! Эти нигилисты явно хотят меня убить, чтобы наша лига не разрушила их коварных замыслов!
— И чем же простой пригородный пристав может помочь вашей лиге?
— Отдай мне того арестанта, что сидит у тебя в кутузке. Я отвезу его сейчас прямо к Его Высочеству. Уж там его сумеют разговорить, на каком бы языке он не разговаривал!
— Да отпустил я твоего арестанта еще утром. Какая лига? Какая охрана? У тебя после матушкиного завещания совсем мозги набекрень съехали!
— Ну, братец, это тебе так не пройдет! — крикнул капитан и выскочил из кабинета.
— Сударь, постойте! — окликнул его женский голос.
— Кто вы, сударыня? — недоуменно обернулся капитан к прилично одетой молодой даме, выглянувшей из дверей канцелярии.
— Просительница. Его превосходительство директор Департамента полиции вчера вечером велел мне идти сюда в канцелярию, а сам так и не появился.
— И как же он выглядел, ваш директор Департамента? — спросил пристав, тоже выходя из кабинета. — Невысокого роста, гладко бритый…
— Он был, конечно, бритый, но ростом повыше вас на полголовы. С малиновым воротником на мундире.
— Братец Сергей изволил над вами, сударыня, зло пошутить, — сказал пристав Сеньчуков. — Здесь участок, а не Департамент полиции. Извольте отправляться восвояси. Вот господин капитан сейчас в город поедет, он вас и сопроводит.
— Но позвольте, мне сказали, что его превосходительство можно застать здесь.
— Вон!!! — заорал пристав. Из казармы выскочили похмельные городовые.
— Твой папенька дядю Сашу взашей выпроваживает, — пояснила Ольга Сеньчукова
Из «Исповеди дезинфектора»:
«Во времена почившего ныне в Бозе Государя Императора Александра Николаевича, дня за три до венчания сына его, Великого Князя Владимира Александровича, с герцогинею Марией Мекленбург-Шверинской, случилось мне в городе П. сойтись в непримиримой схватке с представителем одного из зловреднейших типов прошлого царствования, помпадуром и казнокрадом, за которыми числились не только преступления по службе, но и преступления против морали и нравственности, такие как растление малолетних, насилия и надругательства над уездными женами и девицами. Весь город стонал под его грязным сапогом. Я как раз с детьми готовил поздравительный адрес августейшим новобрачным, когда ко мне явилась депутация горожан с мольбою оградить их от самодурств и насилий этого изверга. Дав детям отеческое наставление, я прямиком направился в логово злодея, вероломно укрывшегося под сенью крыл нашего великодержавного орла. Силы были слишком неравны, и я мог бы погибнуть, но за меня вступился весь город, ярчайшие светила юрииспрузденческих наук поддержали обвинение и свидетельствовали в мою пользу. И мы победили! Даже сам Г. зазвал меня как-то в подворотню и горячо пожал мне руку. Так что войти в зараженную холерой квартиру не представляло для меня никакого подвига…»
— Свинья ты, Степан, бросил меня на произвол судьбы, — заявил Артемий Иванович Фаберовскому, вернувшись в квартиру академика и улегшись с папироской на диван. — Ты хоть знаешь, кого я сегодня благодаря этому прискорбному инциденту встретил?
— Ты особо тут не располагайся, — оборвал его поляк. — Нам сегодня на званый обед к кухмистеру.
— Брось, Степан, время еще есть. — Артемий Иванович откинулся на диванную подушку и с наслаждением пустил табачный дым в потолок. — Помнишь, я рассказывал, что одно время учительствовал в Петергофском городском училище? Так вот произошла со мною там одна история. Было это за несколько дней до бракосочетания великого князя Владимира Александровича…
— Я что-то такое уже читал в манускрипте у пана Артемия, — хмыкнул Фаберовский и положил перед собой на стол «Исповедь дезинфектора».
Артемий Иванович смутился.
— Под злодеем я вывел петергофского полицмейстера, полковника Александра Захаровича Сеньчукова. И что б ты, Степан, думал? Это был отец пристава Полюстровского участка, сегодня я точно узнал об этом. Я расскажу тебе сейчас историю, которую еще никогда не кому не рассказывал… Это печальная история моей первой любви… Давай выпьем, до кухмистера протрезвеем.