Три короба правды, или Дочь уксусника
Шрифт:
— Ваше Высочество, капитан Сеньчуков дежурит у бокового входа из бельэтажа в партер, — доложил Пургольд.
— Живо его сюда! — приказал великий князь. — А вы, Пургольд, велите подать к подъезду сани, мы сейчас же уезжаем. Мы не можем рисковать жизнью наследника-цесаревича. Оболенский, немедленно отправляйтесь к полицмейстеру и велите привести сюда этого арестованного.
— А как же Малечка? — растерянно спросил цесаревич Николай.
— Да черт ли в ней, в твоей Малечке! Привезут ее к нам, как оттанцует. Мы должны сейчас же уехать, пока сообщники не
— Бомбу?!
— Бомбу, бомбу! — передразнил цесаревича Алексей.
— Вы звали, Ваше Высочество? — явился капитан Сеньчуков.
— Вы узнали этого злодея? — спросил Владимир Александрович.
— Так точно, Ваше Высочество. Это один из двух заговорщиков, которые все время следили за мной.
— Оставайтесь в театре и разыщите его сообщника, вы единственный, кто хорошо знает его в лицо. А как разыщите — убейте без сожаления.
— Сани поданы, — доложил Пургольд.
— Господа, мы все покидаем театр. Пургольд, возьмите узел с револьверами и раздайте их господам офицерам прямо на выходе. Никто не расходится, в нынешних чрезвычайных обстоятельствах мы должны немедленно решить, как нам быть дальше. Что вы так быстро, Оболенский? Как бежал?!
— Ваше Высочество, там, в фойе лежит мертвый жандарм, а злоумышленника нету. Генерал Черевин сказал, что сообщит нам обо всем позже.
Фаберовский слетел вниз и увидел лежавшего в беспамятстве на кушетке в фойе бельэтажа Артемия Ивановича. Рядом стоял красный как рак Черевин и нервно тряс головой.
— Что случилось?! — спросил поляк у генерал.
— Этот ваш только что поднялся снизу, сказал, что жандармского капитана кондрашка хватил, и завалился тут на диван, тварь пьяная. А вы куда его приперли! — Он набросился на двух жандармов, принесших наверх труп своего начальника.
— Да мы смотрим, их благородие в коридоре лежат. — Жандармы положили труп на пол, после чего старший развел руками. — Думаем, надо вам показать как по службе следовает.
— Да сейчас же звонок будет, публика на антракт в буфет повалит! Где Лаппа?!
Полицмейстер театра, которого кто-то успел известить о смерти жандарма, уже спешил по коридору. Из ложи вышел Петр Николаевич Дурново и с интересом стал наблюдать за происходящим.
— Ваше превосходительство, — забормотал полицмейстер, встав перед Черевиным. — Нету у меня здесь, в театре, покойницкой.
— Да хоть на квартиру к себе отнеси!
— Да как же в квартиру-то! У меня жена второй день после прививки не встает! Может, под лестницу, в чулан лучше?
— Да снесите, куда хотите! Только чтобы здесь его не было! Ваше превосходительство, Петр Николаевич, — Черевин повернулся к Дурново, — вы бы прошли в ложу.
— Помилуйте, Петр Александрович, я все-таки директор Департамента полиции! Я же вижу, что тут что-то произошло!
— Да вот, жандарм вывел из зала пьяного, и умер. Всего-то и делов. Эй, господин хороший, — Черевин махнул рукой Фаберовскому. — Позовите какого-нибудь капельдинера и отнесите поскорее это тельце в его ложу.
— Не
— Да вы, Петр Николаевич, не сдюжите, размером господин этот не мал, да и бесчувственен.
— Ничего-ничего, я на клипере «Гайдамак» когда служил — и не такое таскал!
— Наслышаны, наслышаны… Вся Сибирская флотилия год снять клипер с мели не могла. «Раз мичману Дурново по пузо, значит человеку по колено!» Ну, хотите — тащите!
— Берите его за шкирку, я ноги от него понесу, — велел Дурново Фаберовскому, недовольно оглядываясь на Черевина.
Они подняли с кушетки Артемия Ивановича и потащили его по лестнице вверх.
— Что вы здесь делаете?! — зло спросил Дурново, отдуваясь, на первой площадке лестнице, и бросил ноги Артемия Ивановича. Фаберовский тоже опустил свою половину груза на пол.
— Следим, как было указано.
— Я же вам велел не следить за ней!
— За кем? — сделал удивленное лицо поляк. — Мы за капитаном с бразильцем следим.
— А-а, — протянул Дурново. — Вижу. А откуда Черевин знает, что г-на Владимирова в ложу надо нести?
— Так у него из кармана билет торчал, — соврал Фаберовский. — Ну, ваше превосходительство, понесли скорее. Сейчас звонок будет.
Они взяли Артемия Ивановича и снова пустились в путь.
— Вы это вот что, — через каждый вдох, выдавливая по слову, сказал Дурново.
— Вы мне переписку бразильца крадите уже, а? Вот, шестого на Водосвятие он в Зимнем будет, а вы ее выкрадите.
Фаберовский с директором Департамента полиции мелкой рысью доскакали до ложи, где сидело семейство кухмистера, и Дурново постучал каблуком в дверь. Открыла им Агриппина Ивановна. Тут раздался звонок, Петр Николаевич бросил ноги Артемия Ивановича и устремился прочь из ложи.
— Что это за сановник был, ваше превосходительство? — спросила Агриппина Ивановна, помогая Фаберовскому уложить Артемия Ивановича на диван в аванложе.
— А! Директор Департамента полиции! — отмахнулся поляк, лупя Артемия Ивановича по щекам.
В зале неправильно интерпретировали звуки, доносившиеся из ложи № 7, неуверенно захлопали и закричали «Браво!» От этих криков Артемий Иванович открыл глаза и попытался раскланяться, не вставая с дивана. Фаберовский не заметил этого и продолжал одаривать Артемия Ивановича по обеим ланитам.
— Что, Василиска, съела? — громко зашептала за портьерой Глафира. — Фальшивый, фальшивый! Да где ты такого жениха сыщешь, чтобы его самый главный полицейский генерал с начальником царской охраны пьяного в императорском театре в ложу приносили!
— Зато я девица честная, а не какая-нибудь рижская…
— Цыц, Василиска, выпорю! — рявкнул кухмистер. — Может, Артемию Ивановичу дать соли нюхнуть?
— Дайте мне лучше ведерко из-под шампанского, — велел Фаберовский.
Он принял из рук кухмистера мельхиоровое ведерко с ледяной водой, вынул оттуда самый большой осклизлый кусок льда и запихнул его Артемию Ивановичу за шиворот.