Три королевства для Золушки
Шрифт:
– С добрым утром.
– С добрым, – согласился мужчина, продолжил бриться.
– Ты рано.
– Дела.
– Когда у тебя не было дел?
Мужчина пожал плечами. Стерев с лица остатки пены, надел рубаху, начал застёгивать пуговицы, говоря на ходу:
– Мужчина всегда должен быть занят делом, чтобы не было времени на глупости.
– И потому ты живёшь на ходу, не слезая с седла?
Хм, интересный взгляд на мою жизнь. Да, может быть, я так и живу, но у меня не так и много времени в запасе, нужно успеть.
– Тот, кто всегда хочет успеть, постоянно опаздывает, – сказала Анжелина.
Может быть. Но я знаю, чего хочу, знаю, куда иду и чего хочу добиться. Это немало.
– Может быть, – передразнила Анжелина, – но ты рвёшься к какой-то неясной цели, к мечте, иллюзии, не замечая того, что находится рядом. Думаешь, это правильно?
Жить иллюзиями? Нет, неправильно. Мечтать? Вполне нормальное желание. Все мечтают, я – не исключение.
– О, да! Ты мечтаешь, но не даёшь мечтать другим.
Что-то не нравится мне, в какую сторону сворачивает этот разговор. И что теперь сказать? Она всё знает сама. Анжелина кивнула как-то слишком обречённо:
– Знаю. Ты же не умеешь юлить, прямо говоришь, убивая чужие мечты.
Позднее я не раз жалел о том, что не смог сдержаться, но тогда я напомнил, что об этом мы уже говорили и нет смысла начинать заново.
– Чёртов Линц, – не выдержала Анжелина.
Я промолчал. Если ей проще жить, свалив вину на другого, то пусть так и будет. Завтракать не стал, не желал слушать предположения о том, как хорошо бы всё могло бы быть, если бы не… Сославшись на дела, уехал. И я не врал. У меня очень много дел.
По пути посмотрел, как идёт расчистка дороги. Настроение улучшилось. А жизнь-то налаживается!
***
Сньёл где-то шлялся три дня. Хотя, что я говорю «где-то». Знаю я, где он был. У этой Ливен он был. Тусил с дорогой подружкой, холера скандинавская. Вернулся довольный, как слон африканский.
Едва он появился и засел в кабинете, пошла отпрашиваться. Всё же решилась съездить, глянуть на местности и, может быть, внести изменения в свой план.
Моя Мэри Поппинс сидела за столом, заваленная бумагами по самую маковку, и, когда я сказала, что хочу съездить до столицы и обратно, кивнула головой, не отрываясь от документов. И вот не подумала я, что надо было взять письменное разрешение или пригласить кого-нибудь в свидетели!
Мне оседлали коня, помогли сесть в седло, хотя я и сама могла, но не стала – понравилось, что ухаживают, как за стеклянной вазой. Выехав из дворца, отправилась на разведку. Сколько я там ездила? Часа два? Я и в столицу не поехала. Что я там не видела? Покрутилась на берегу озера, посмотрела, как идёт расчистка дороги и вернулась во дворец.
Валер встретил меня на крыльце. Помогая слезть с коня, сообщил:
– Мадам, его светлость зовёт, – и добавил шёпотом: – Будьте осторожны, он очень злой.
А это ещё с чего вдруг? Пошла к викингу. Тот сидел за столом надутый как хомяк в амбаре. Едва я появилась на пороге, наехал:
– Мадам, кто вам разрешил покинуть дворец? Вы снова посмели нарушить мой запрет? Вы когда-нибудь повзрослеете и начнёте реально оценивать последствия своих действий?
Может быть, если бы Сньёл не стал упрекать меня в детской безалаберности, я бы просто напомнила, как заходила и отпрашивалась, но напоминание о маргаритином возрасте сыграло свою пагубную роль, я сорвалась. Сходу перейдя на «ты», возмутилась:
– Ты офигел? Ты сам отпустил!
– Что? – голос викинга не предвещал ничего хорошего, – мадам, не переходите границы. Или их перейду я! И учтите, в этот раз простым арестом вы не отделаетесь!
– Лечи склероз!
Я грохнула рукой по столу. Викинг пообещал отправить в подвал. Ах, так? Тормоза сорвало окончательно, и меня понесло. Всё высказала, используя исключительно непарламентские выражения. Но только словами не ограничилась. В дело пошла ваза, которую я запустила в голову склеротику. Увернулся, собака. Я начала громить кабинет. Сньёл подхватился с места, попытался меня поймать. Щаз! Успела кинуть ему под ноги стул, обежала вокруг стола для совещаний, запустив в узурпатора стопку бумаг, которые полетели-закружились по комнате. Следом отправилось пресс-папье. Сньёл метнул в меня кофейной чашкой, крикнув, что когда поймает, ноги вырвет.
Не знаю, чем бы дело кончилось, если бы на поле боя не появился Валевски. Он встал между нами, выставив в разные стороны руки, как судья на ринге, только что полотенце на пол не бросил, ехидно заметил:
– Какая дивная музыка доносится из кабинета его светлости. Слушатели рукоплещут и просят исполнить на «бис».
– Наручники на неё и в подвал. И никаких будуаров и сладостей! – рявкнул викинг. Пошёл на своё место, по пути отбросив в сторону стул.
Да делайте вы, что хотите!
Но отправить меня под арест не успели. В кабинет вошёл Мартин, который, кажется, всё слышал?.. Положив перед викингом огромную книгу, открыл, ткнул пальцем в одну из строчек, доложил:
– Десять тридцать две. Мадам Маргарита Кински. Пробыла в кабинете минуту. Вышла, приказала седлать коня.
Ай, какая прелесть! Сньёл остановился на полном скаку, как в бетонную стену врезался. Ну, и лицо у него было! Какое счастье, что на свете существуют такие дотошные и скрупулёзные люди, как Мартин. Послала ему воздушный поцелуй, а склеротику предложила ставить зарубки на память. Всё, все в сад!
Маргарита вышла из кабинета управляющего. Захлопнулась дверь. Управляющий посмотрел на Валевски, на Мартина, рявкнул:
– Где мой кофе?
Мартин за шиворот вытащил Валевски из кабинета управляющего. Закрыл дверь. Бам! Что-то тяжёлое ударилось в створки.
Секретарь управляющего зашёл в кабинет, обойдя обломки стула, лежащие на полу, поставил на стол поднос с кофейником и чашками, поклонился и тихо сказал: