Три короны для Мертвой Киирис
Шрифт:
Шесть лет без сна? В поисках ответа мейритина поймала взгляд Наследника костей — и осознала, какой непозволительно слепой была с самого начала. Теургия, ну конечно же. Вот откуда этот сиреневый взгляд: наверняка, он использует чистые потоки. Сначала были нужны маленькие порции, но страшно представить, какими они стали за шесть лет.
Боги, да этот мальчишка убивает себя! И ради чего? Ради смерти двенадцатилетней соплячки? Да они знать не могли, что такое любовь и привязанность.
Киирис с трудом приструнила растущее негодование, хоть ладони нестерпимо зудели от желания хлестать наследника по щекам до тех пор, пока проклятая синева не покинет его
— Киирис — рас’маа’ра, — вторгся в ее размышления Дэйн. — И она ею останется до тех пор, пока мы не решим, как лучше всего поступить. Наверное, я не один, кому не хочется видеть ее обезглавленной?
— Вот еще, — фыркнул Рунн, — эта пташка слишком сильно меня заводит, чтобы я вот так просто отказался от желания попробовать ее на вкус.
— Кажется, я предельно ясно высказался на этот счет.
— Засунь свою ясность в задницу, братик, потому что одного твоего «я запретил» недостаточно, чтобы убрать меня с пути.
Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, а потом их зарождающуюся перепалку остановил Раслер.
— Я не претендую на мейритину, но спать она будет в моей постели. Каждую ночь. Я смогу позаботиться о ее безопасности.
— Как ты позаботишься о ней, если спишь, как убитый, стоит этой девчонке придвинуть задницу? — Рунн сделал все, чтобы все распробовали его недовольство. — Матушка при тебе ей оплеух отвесила таких, что девчонка чуть не отдала богам душу, а ты и ухом не повел.
— Это больше не повторится, — механически ответил Раслер. — Но мейритина должна спасть со мной.
— Ага, а я тогда забираю ее каждый нечетный день, — осклабился тенерожденный. — Императору остаются четные дни. Только давайте договоримся, не затрахивать бедную девчонку до потери сознания, не забывать ее баловать подарками и кормить. Ничего не забыл?
Он определенно издевался, но Раслер передернул плечами и бросил: «Я согласен».
Лицо Дэйна оставалось непроницаемым. О чем он думает, рассматривая Киирис с таким видом, будто ищет то, что потерял — и не знает, что именно? Ведь он может одним лишь словом закончить эту вакханалию. И что дальше? Забрать для себя или проявить щедрость и подарить кому-то из братьев? Почему, в конце концов, никто не спросит, готова ли она ходить по рукам, как трубка с курительными травами?
«Потому что ты — рас’маа’ра, — услужливо напомнилаСоблазнительница. — Тебя сделали для того, чтобы молча и с восторгом целомудренной девственницы, которую первый раз полизали между ног, ублажать мужчин. И прекрати сопли жевать. Радуйся, что они красивы, как боги. Ведь на их месте мог быть старый воняющий козлятиной толстяк с гнилыми зубами и волосатой мошонкой. Лучше подумай о том, что если будешь хорошей ипослушной девочкой, каждый из них с радостью приласкает тебя в ответ. Только представь, на что способен Дэйн, если растормошить его страсть?»
В унисон своим наставлениям Соблазнительница громко и томно выдохнула.
— Нужно найти таэрн и ключ, — наконец, сказал Дэйн. — А до тех пор Киирис должна быть под присмотром одного из нас. И когда я говорю «под присмотром», я имею ввиду совсем не то, что ты сказал. — Император пришпилил
— Но там нет ни одной богини с тремя душами, — тут же парировал тенерожденный. — Но если тебе станет легче, готов поклясться на сиськах Рассветной, что не сделаю ничего такого, чего рас’маа’ра сама не захочет. Но при условии, что и ты, и полудурок согласитесь на то же самое.
— Я уже сказал, что хочу лишь, чтобы Первая кровь лежала в моей постели — и ничего больше, — напомнил Раслер.
— Ну а ты? Или кишка тонка? — подначивал императора Рунн.
Дэйн еще раз осмотрел на Киирис: ее взлохмаченные волосы, выглядывающую из-под меховой накидки обнаженную до самого бедра ногу. Мейритина быстро завернулась в мех до самого носа.
— Хорошо, раз она все равно не может целиком принадлежать ни одному из нас.
Вот так. Судьба рас’маа’ры — подчиняться. Судьба рас’маа’ры-пленницы наследников Нэтрезской империи — подчиняться беспрекословно, ведь непокорность может стоить ей жизни.
Вот только древняя теургия уже начала будоражить кровь. И она покажет всем троим, что в эти игры можно играть в обе стороны.
— Через одиннадцать дней, — не без ехидства сказал Рунн, — к тебе, императорское величество, приедет невеста. И ты сразу останешься не у дел.
Дэйн смерил брата раскаленным взглядом, потом одним рывком приблизился к Киирис и без особой нежности сомкнул пальцы у нее на запястье. От того, с какой силой они впились в кожу, мейритина непроизвольно охнула, но тут же взяла себя в руки. Отныне и до самого конца — никакой слабости. Ни капли слез, ни одного вторжения в душу или сердце. Она и так на грани фиаско, и последнее, что удерживает ее от полного провала — внутренняя гармония. Никто не тронет самое сокровенное, а тело — это всего лишь тело. Впрочем, тело, в жилах которого течет такая притягательная для простых смертных кровь древних мейритов. Будь на ней таэрн — все было бы куда проще. В конце концов, в арахане полным-полно красивых страстных опытных женщин, готовых доставить удовольствие по первому требованию.
А она… Она будет пленницей, и постарается не потерять хотя бы то немногое живое, что уцелело после обучения наставниц из Керака. И найти способ исполнить предназначение.
— Сегодня четное число, — в лицо Рунну сказал Дэйн. Почти без злости, как будто говорил о том, что солнце встало там же, где и тысячи лет до этого. — И рас’маа’ра будет со мной до полуночи. Увижу кого-то из вас хоть в ста шагах поблизости — напомню, каким я бываю с теми, кто не подчиняется моей воле.
Широким твердым шагом император вышел в дверь. Киирис едва за ним поспевала. Уже в пороге оглянулась: Рунн, словно пес, у которого самым наглым образом отобрали кость, раздраженно сморщил нос и оскалился, а Раслер провожал ее все с тем же отрешенным сиреневым взглядом. Проще разгадать звездный узор безлунной ночью, чем мысли этого некроманта.
Весь путь за Дэйном, Киирис разве что не бежала. Несколько раз едва не запуталась в собственных ногах, но каким-то чудом сохранила равновесие. Император почти силой втолкнул мейритину в ее же комнату, позволил рабыне закрыть за ними дверь. А потом резко, почти брезгливо, отпустил руку Киирис и отошел на приличное расстояние. Киирис так и осталась стоять посреди комнаты, ожидая своей участи.
— Если бы я хоть на минуту заподозрил, что ты так сильно отравишь собой всех нас, клянусь, Киирис, я бы приказал бросить тебя в подземелье и удушить той же ночью.