Три короны для Мертвой Киирис
Шрифт:
Его поглаживание было дерзким и осторожным, и он издал довольный смешок, когда от внезапного прилива удовольствия Киирис задрожала и едва не рухнула на колени.
— Что такое, рас’маа’ра? — издевался Рунн. — Только не говори, что императорская задница не соизволил даже приласкать тебя? Молчишь? Дэйн полный кретин.
Киирис знала, что рискует слишком многим. Что еще мгновение — и палец Наследника тени подарит ласку, против которой она будет беспомощна.
Поэтому, пока не поздно и все не рухнуло в тартарары…
Она запустила пальцы в его взъерошенные волосы, сжала в кулаке, вынуждая
— Где мой таэрн, Рунн? — спросила громким шепотом.
На этот раз тенерожденный громко заливисто рассмеялся — и щедро шлепнул ее по заднице. Киирис охнула не сколько от силы удара, сколько от полоснувшего по ушам развратного звука.
— Так вот для чего были эти игры, пташка? — Он встал так, чтобы их тела соприкасались, при этом недвусмысленно заложив руки за спину. — С чего ты решила, что я коллекционирую ошейники наложниц?
— Таэрн сломали прихвостни королевы-матери. Он был у них, когда меня везли в Замок туманов.
— Я забрал у поганцев пташку, а не ее золотую клетку. Я вообще до конца не понимаю, что это за ошейник и в чем его суть. Ты — Скованная. — Рунн все-таки не удержался и погладил тонкий шраму на горле мейритины. — Значит, тебя убили — и воскресили. Понятия не имею, для чего это делается. Дурь из вас так, что ли, выколачивают?
Киирис задумчиво изучала его лицо. Нет, не похоже, чтобы длинноухий врал. В конце концов, догадка, будто таэрн у него, с самого начала была слишком смелой. С таким же успехом его мог забрать Раслер — вот уж кто точно знал, что она такое и для чего так важен треклятый ошейник.
— Без таэрна я всего лишь оболочка, Скованная древней теургией с тремя заблудшими душами. — Правда ли это? Отчасти. Но большее наследнику знать и не нужно. Не от нее — так уж точно. — Таэрн помогает их контролировать.
— А еще без него и ключа, никто не сможет владеть этой химерой целиком без остатка, — врезался в их разговор хлесткий голос Королевы-матери. — А если она сама снимет таэрн, то будет принадлежать лишь себе и сможет сама выбирать. И самое важное: к ней вернется сила Первых. Та, при помощи которой они создавали множества миров в Зеркале мира. Я ничего не упустила, химера?
«Лишь то, что мы же их и разрушали», — мысленно ответила Киирис, а вслух послушно сказала:
— Все верно, королева.
Глава шестая
Рунн забрал из рук Корты меховую накидку и сам укутал в нее Киирис. Мейритина поблагодарила его взглядом, стараясь даже не смотреть в сторону королевы. Та, невзирая на спокойный тон беседы, разве что не метала молнии.
— Ты дал этой… — Королева-мать в последний момент запнулась, сцепила губы, будто боялась, что неприличествующее ее статусу слово все-таки выскочит изо рта. — Ты дал пленнице оружие?
Взгляд королевы переместился на клинки, которые Рунн как раз подобрал из песка, и разглядывал так, будто увидел их в совершенно ином свете.
— Дал, матушка. — Его ответ был небрежным. — И даже позволил рас’маа’ре подойти ко мне на расстояние удара. Только не говори, что ты бы заливалась горючими слезами по случаю моей безвременной кончины.
— Ты забываешься,
— Мне следовало упасть на колени и облобызать подол твоего восхитительного платья? Странно, что оно не из человечьей кожи — тебе было бы очень к лицу.
Королева-мать яростно сцепила руки в замок. В ее взгляде ясно читалось желание отхлестать дерзкого сына по щекам, и лишь присутствие посторонних людей удерживало ее от воплощения этой стороны «материнской любви». Что ж, похоже, со средней «головой» гидра определенно не в ладу. Интересно, почему?
— Мейритина — моя, — жестко обозначила свой интерес королева. — Что бы там ни придумал Дэйн, девчонка принадлежит мне. Химеру следует посадить на цепь, а не вооружать и верить, будто она невинная овечка и не помышляет о том, как бы устроить резню.
— Она — и невинная овечка? — Рунн позволил себе издевку, и — наверняка только, чтобы позлить мать — придвинулся к мейритине, собственнически обхватив за талию. — Эта очаровательная пташка кто угодно, но не бесхребетное существо, которым ты, матушка, наверняка жаждала помыкать. Поверь, мы оба прекрасно знали, что поединок — не более, чем способ согреть наше одиночество. До тех пор, пока я не решу, что время игр прошло.
Киирис кожей ощущала растущую между ними вибрацию неприязни, настолько сильную, что мейритине стало неприятно находиться у нее на пути. Рунн просто нашел повод поиздеваться над матерью. У них определенно более, чем тяжелые отношения, и Наследник тени не упускает случая напомнить об этом всем окружающим. И все же, Киирис нравилось осознавать, что королеве-матери придется попотеть, чтобы выудить свою добычу из лап несговорчивого сына. Совсем некстати появилась мысль о том, что в прошлый раз Дэйн приструнил королеву, и его появление сейчас было бы очень своевременным.
— Дэйн сам сказал, что девушка — моя гостья. — Тон королевы резко изменился, стал приторно-елейным. Но взгляд остался прежним: холодным, злым. — Как же мне проявить гостеприимство, если никто из вас даже не подпускает меня к ней?
— Потому что мы знаем, чего будет стоить мухе гостеприимство паука, — тем же манером вернул Рунн и, все еще прижимая Киирис к своему боку, уверенно направился в сторону ступеней, что вели к дверям в замковую пристройку.
Мейритина едва успевала шевелить ногами: босые пятки мгновенно заледенели, и от каждого прикосновения к земле ноги до самого колена прошибала волна холода. Но Киирис и не думала жаловаться. Напротив, мысленно благодарила нследника за его присутствие именно сегодня и именно здесь. Вряд ли королева рискнула бы причинить ей вред на виду у всех, но она была королевой — главной женщиной этой огромной обители, и ее слово имело вес.
— Не возражаешь, если мы продолжим наше общение в более спокойной обстановке? — негромко поинтересовался Рунн.
— Не возражаю ни против одного места, кроме твоей спальни, — тут же ответила она.
— Пташка, ты меня без ножа режешь, — хохотнул он. — Но ты права — сейчас надо просто поесть. Мне совесть вот-вот глотку перегрызет за то, что я не дал тебе насладиться завтраком. Однако мудрость учит, что голодная женщина — раздраженная женщина, а раз я собираюсь всерьез потягаться со своими братьями, то будем считать это форой на старте.