Три Л
Шрифт:
– Это хорошо. Ты молодец! А Дима и Митя?
– С ними хуже. Они очень боятся, что их отбракуют, как брата, и страх мешает им заниматься. Вы же знаете требование этих… людей. – Лена изменилась в лице, радостные нотки в её голосе сменились болью и горькой ненавистью. – Им нужны теории, открытия, расчёты, а не дети. Я еле добилась, чтобы ребятам игрушки купили и по два часа на игры давали. Не представляю, как они работают: по десять часов, таращась в эти экраны и диктуя формулы, да ещё наперегонки. Этого и взрослый не выдержит!
– Потому и не выдержит. – Лев Борисович горько вздохнул. – Дети с самого рождения знали только мир лаборатории,
– Завтра отдохну. У Лёшки ведь день рожденья. Я ему подарок приготовила. – Девушка достала из шкафа пакет. – Положите его у кровати. Проснётся – увидит.
– Когда же ты успела? – Лев Борисович взял в руки добродушного зайца со смешными висячими ушами. На ткани голубели звёздочки: игрушка была сшита из белой набивной фланели для детских пелёнок.
– Тут не так много работы. – Лена, улыбнувшись, щёлкнула зайца по уху. – А ему будет друг. У меня плюшевый котёнок был, теперь у бабушки в зале сидит, меня дожидается. А я… Хорошо, деньги ей перечисляют. Я завтра пораньше приду, можем в парке погулять. Мне разрешили ненадолго на улицу выйти. А сейчас и вправду лучше лечь спать.
– Спокойной ночи, девочка. – Лев Борисович на мгновенье ласково коснулся её руки. – Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
– Мама Лена, а звёзды правда красивые? – Анри с недетским ожиданием в близоруких глазах смотрел на Лену. Ребёнок, никогда не видевший ничего, кроме стен этой проклятой палаты-лаборатории-тюрьмы, хотел знать то, чего его ровесники часто и не замечают, над чем и многие взрослые не задумываются: «Подумаешь, звёзды! Есть вещи и поважнее».
– Да, очень красивые. – Девушка отставила бутылочку с массажным маслом. – Давай-ка руку, вот так. Ты молодец, уже можешь мои пальцы сжать.
– Мы сейчас считаем, как переход к системе TRAPPIST-1 делать, интересная задача. Никто ведь ещё в космосе с пространством не работал, только исконники на Земле, да? – Мальчик терпеливо переносил довольно болезненную для его слабого тела процедуру и думал не о неприятных ощущениях, а о большом, неизведанном мире. – А ты летала на Марс?
– Нет, не летала. Туда сложно попасть, надо много уметь. Вот через несколько лет достроят город, тогда и обычным людям можно будет на Марсе побывать, и даже работать.
– И нам? – Эрик, брат-клон Анри, с надеждой посмотрел на Лену. Та на мгновенье замерла, не зная, что ответить, но самый бойкий из детей, Шери, ненадолго отвлекаясь от экрана компьютера, одёрнул Эрика:
– Ты же знаешь, что нет! Мы – имущество центра.
Лена закусила губу. Слышать такое от ребёнка – это приговор всему человечеству.
– Мама Лена, не расстраивайся. – Лежавший рядом с братьями Шрёдингерами Тошка – Ньютон-3 – был самым чутким из всех ребят. – Мы сейчас играть будем. Ты нам хорошие игрушки принесла.
Девушка заставила себя улыбнуться. Крохотные, чтобы их могли поднять слабые пальцы искалеченных детей, куколки, собачки, самолётики лежали на кроватях у всех мальчишек. Сколько ей потребовалось сил и упорства, чтобы добиться хотя бы этой мелочи. Когда-то она думала, что Лев Борисович – начальник всего центра. Наивная! Он отвечал только за несколько направлений научных исследований и никакого влияния на общую ситуацию не имел, даже не мог сменить хамоватую уборщицу. Всё – от охраны помещений до норм расходов туалетной бумаги – решалось совсем другими людьми. И жизнь Лены – тоже. Хорошо, что ей разрешили погулять в прилегающем к зданию центра лесопарке. А вот выйти за его пределы, тем более в город, ей бы не позволил никто. Она – нелояльный сотрудник и может быть опасна.
– Ну вот и всё на сегодня. – Лена обтёрла руки от масла. – Завтра всё как обычно.
– Ты отдохни, мама Лена. – Голос Тошки был полон тепла и доброты. – Мы тебя любим!
В квартире Лену ждала битва. Лёшка ревел, топал ногами (хорошо, что перекрытия здесь звуконепроницаемые, на нижнем этаже ничего не слышно) и напрочь отказывался надевать ветровку:
– Не хочу! Хочу в футболке! Жарко!
– Мы будем гулять вечером, станет холодно. – Лев Борисович стоял перед почти двухметровым парнем, мало уступая ему в росте, и держал в руках две куртки – жёлтую и ярко-голубую. Лена тихо проскользнула к себе, невольно улыбаясь увиденному и в который уже раз поражаясь терпению учёного.
Когда Лёшка впервые устроил подобный концерт, Лена, как многие люди в таком случае, хотела подкупить его чем-нибудь вкусненьким, но учёный, отозвав её в сторону, жёстко запретил даже думать о таком: «Я это уже проходил, с первым сыном. Чем больше будем перед ним прыгать, уговаривать его, тем быстрее приучим добиваться всего шантажом». Лев Борисович никогда не потакал парню в подобных истериках, выбирая один из двух вариантов: или незаметное отвлечение внимания на что-то другое, более интересное, но без подкупа, или спокойное объяснение, почему нельзя или надо, и предоставление права выбирать, но тогда и отвечать за свой выбор. Сначала срабатывало отвлечение: детская психика не удерживала сразу два раздражителя, и причина истерики забывалась. Постепенно Лёшка взрослел и теперь старался выбрать сам. Когда получалось, когда – не очень. Вот и сейчас крики затихли и из соседней комнаты донёсся ещё обиженный, но намного более рассудительный голос: «Хорошо, возьму эту, но одену, когда захочу». Девушка снова улыбнулась и потянулась за «уличной» одеждой, краем уха слушая, как Лев Борисович объясняет, почему нельзя говорить «одену куртку». Сколько же у него терпения!
В парке было хорошо, особенно после мертвенного воздуха лаборатории, напоминавшей Лене виденные на практике больничные палаты для детей-лежачков. Клонящееся к западу солнце освещало мощные стволы дубов и вязов и серые стволики молодых клёнов, искрилось бликами на зыби небольшого пруда с кувшинками и впадающего в него ручейка. Лёшка, всё время проводивший в помещениях и не знавший настоящей природы, совсем забыв о том, что прижимает к груди тряпичного зайца, топал по траве, запрокидывал голову и рассматривал кроны деревьев, а потом, сев на корточки, застыл у какого-то невзрачного полевого цветка, следя за ползущим по листку жучком. Обычный ребёнок на прогулке, любопытный и восторженный. Только очень большой.
– Замаялись вы с ним. – Лена сидела на скамейке, подставляя лицо вечернему солнцу. Лев Борисович ласково взглянул на неё, с болью замечая, как девушка побледнела и похудела за этот год. Ей бы на пляж, а потом в кафе с друзьями сходить, развеяться. Но нельзя. И он отлично знал, почему, и надеялся, что она простит его.
– Нет, не замаялся. Лёша сегодня спокойный был, только перед прогулкой капризничать стал. А так весь день с книжками возился. Он уже бойко читает, как второклассник. Я отчёты лабораторий разбирал, приказы писал. С Лёшкой намного легче, чем… У тебя же их двенадцать, считая с этим оболтусом, а со мной – все тринадцать.