Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице
Шрифт:
– Кто?! Вот ты и посадишь, когда я повелю тебе взяться за саблю! Мы! Речь Посполитая! Наше шляхетное войско! – воинственно выкрикнул пан Ежи, стукнув кулаком по столу. – Тогда Московия будет другом и Литвы, и Польши, а не нашим врагом, как ныне, и все ее богатства откроются для нас на вечные времена!
– После кровавого тирана Ивана и коварного узурпатора Бориса Годунова в Московии воцарится благородный король-рыцарь, обязанный нашему шляхетству… Уж мы сумеем взыскать с него за услуги! – поддержал отца старший сын, Николай, правая рука отца, отличавшийся расчетливостью и крепкой хваткой к хозяйству.
– А Марыся станет королевой! –
– Почему Марыся? Почему не я? – обиженно вмешалась в разговор одна из дочерей, хорошенькая Бася.
– Мала еще! В куклы пойди поиграй! А лучше посиди и почитай из латинской грамматики или из древних авторов! А то целый день по всем коридорам только твой топот и слышен! – с деланой суровостью прикрикнул на Басю Станислав.
– Еще медведя на охоте не убили, а уже шкуру его делят! – сказал пан Ежи. – Ишь, раскудахтались! Посмотрим, какого бродягу привезут к нам Вишневецкие! Кто докажет, что он и вправду – принц?!
– Если сам князь Адам поверил этому Димитру, то он и вправду принц! – возразила мужу пани Ядвига.
– Князь Адам известен своим легковерием на всю Речь Посполитую… – отрезал пан Ежи. – А зять наш, Константин, повторяет все, что скажет князь Адам. Нет у меня им обоим веры! Сам все проверю, сам этого бродягу прощупаю, каждую косточку ему перетряхну! Слышите, сам!!!
– Тряси ему кости, муженек, да не перестарайся! – В семейных спорах пани Ядвига старалась не уступать мужу (пусть помнит, что она из знатного и богатого рода Тарло, а Тарло богаче Мнишеков!). – Нам московский принц больше выгоды и удачи сулит, чем бродяга!
Марыся хихикнула и оторвала от скатерти еще одну кисточку. Вслед за ней засмеялись другие сестры, потом – братья. Пан Ежи хранил молчание. Он еще не решил, как ему относиться к этим необычайным новостям. У пана Ежи, как говорила пани Ядвига, был «государственный ум». А государственные люди думают долго, но верно.
Ах, несчастные, ах, легковерные, принц он или нет – это совсем не важно! Важно то, примет ли Московия, привыкшая к царям-тиранам, государя-рыцаря! Теперь, в башне Коломенского кремля, Марина понимала: не примет, не приняла. Но тогда она, как и все в их семье, за исключением хитрого и недоверчивого пана Ежи, упивалась безумными мечтами. Расплата за мечты – какая она горькая! Как полынь…
Димитр, сын тирана Ивана. Самбор, 1604 год
Каким она увидела Димитра впервые? В тот необыкновенный день, когда в Самборском замке все замерли в ожидании и томились от мучительного, невозможного, расцвеченного самыми невероятными фантазиями любопытства… В тот день (о, Господь Всемогущий, как тяжело это вспоминать сейчас, в башне, когда от стены до стены – четыре шага, а в сердце – ад!) Марыся и Бася почти не отходили от большого, с цветными стеклами, стрельчатого окна в пиршественной зале. Они знали, что сейчас приедет старшая сестричка Урсула, а с ней – князь Константин Вишневецкий, а может, и сам князь Адам, а с ними, а с ними… А с ними тот самый молодой господарчик, которого даже недоверчивый пан Ежи с недавних пор перестал называть бродягой, а пани Ядвига и попросту зовет «принцем и будущим владыкой Московии».
Марианна все утро провертелась перед зеркалом и так сама собой залюбовалась, что мочи нет! Бася – та надулась как мышь на крупу. Во-первых, ей не дали нарядиться в платье сестрицы Урсулы –
Вот они появились… Идут через двор замка. Сейчас поднимутся по лестнице, надо быть наготове. Отец, сестричка Урсула со своим князем Константином (князя Адама почему-то с ними нет!), и вот он, вот он – «молодой господарчик»… Одет в гусарскую венгерку, улыбается… Марина отчетливо помнила, как Бася закричала: «Марыся, смотри, у него большущая бородавка под глазом… Да не одна – две! Другая – на носу!»
И Марыся тогда ответила: «Ты глупая, Бася, ну при чем тут бородавки?!» А сама подумала: «И правда, бородавки… И большие… Не так уж он красив. Невысокого роста, плохо сложен. Кажется, одна рука короче другой – когда ходит, это видно. Но лицо серьезное и печальное. И улыбается хорошо. Почти как старший брат Михал. Только вот бороды и усов не носит. А жаль. Михал говорит: какой же рыцарь без усов?!»
Вслух же Марианна сказала: «Бася, у нашего покойного короля Стефана Батория бородавок было еще больше».
– Откуда ты знаешь? – фыркнула Бася.
– Видела на портрете, да и матушка рассказывала.
– А может, тогда он сын короля Стефана, а не тирана Ивана? – предположила Бася.
– Откуда ты это взяла? – с усмешкой спросила Марыся.
– Бородавки пересчитала! – хихикнула Бася. – Будет у тебя бородавчатый муж, а у меня – другой, красивый! – (Бася была явно разочарована «московским принцем».)
– Не смей, Баська! У него лицо хорошее. Грустное только… – заступилась за гостя Марыся. Бася показала сестре язык и отошла от окна. Она уже потеряла интерес к московскому гостю. А вот Марыся, напротив… Что-то ее тянуло к этому молодому человеку. Наверное, тайна…
Марианна всегда любила разгадывать тайны. И даже в конце своего страшного пути она не могла отказаться от этого занятия. Только теперь у нее оставалась всего лишь одна неразгаданная тайна – зачем же она пришла в этот горький и кровавый мир, потеряла всех, кого любила, и оказалась здесь, в башне, заживо погребенной…
Димитр плохо говорил по-польски, но Марианна быстро научилась его понимать. Как и всем в Самборском замке, он показал ей золотой нательный крест – главное доказательство его царского происхождения. На этом кресте действительно можно было различить затейливую буквенную вязь, свидетельствовавшую о том, что он принадлежал (или принадлежит?) царевичу Димитрию Иоанновичу. Димитр уверял, что этот крест еще в младенчестве надела ему на шею матушка – царица московитов Мария. Он рассказывал об этом так искренно и уверенно, что нельзя было усомниться в происхождении креста. Пан Ежи крепко тряхнул «молодого господарчика» при встрече – все выведывал и расспрашивал, чуть ли не поминутно крепко дергал «московского гостя» за спутанные нити воспоминаний и слов. Но как ни старался пан Ежи – ни одна из этих нитей не оборвалась.