Три месяца счастья
Шрифт:
— Сядь на место, — скомандовал Эдвин. — Ничего не случится. Это его обычный способ уйти от неизбежного.
Джулиус ударил кулаком по столу и закричал:
— Перестанешь ты кричать в моем доме?!
Эдвин глубоко вздохнул как раздраженный взрослый, которому не удается справиться с неразумным ребенком. Это разозлило его отца еще сильнее.
— Просто нужно тренировать ноги, и прогулка пойдет тебе на пользу. Это лучше, чем сидеть взаперти. Ничего другого я не имел в виду.
— А позволь спросить, как ты в Италии узнал, что у меня больные ноги?
—
— Предатель, — обреченно проговорил Джулиус. — Шпион. Иуда.
Вспыхнула ли усмешка в холодных серых глазах, или это только показалось? Анна не поняла, Эдвин не выдавал своих чувств.
— А что за труд ты пишешь?
Джулиус посмотрел на сына, затем отвел взгляд и ненадолго задумался.
— Исторические заметки о Брайдвуде, — надменно ответил он. — Если это тебя интересует. Я, наверное, должен быть польщен. Это первая подробность моей жизни, о которой ты спросил. Впрочем, ты не успеешь выйти отсюда, как забудешь об этом. Нет, — тем же надменным тоном он обратился к Анне, — сегодня мы не пойдем в библиотеку. Мне нездоровится. — Он поднялся и направился к двери.
Анна встала вслед за ним.
— Так, значит, ты боишься меня? — проговорил Эдвин, и она замерла на месте.
— Прекрати смеяться надо мной, — резко ответила она.
— Тогда сядь и допей кофе.
Он не смотрел на нее, наливая себе кофе, и она заколебалась. Очень хотелось уйти с Джулиусом в кабинет, но ей опять бросили вызов.
Значит, он думает, что она боится? Анна пожала плечами и села.
Теперь, когда Джулиус ушел, и они остались вдвоем, ей показалось, что кухня вдруг сделалась меньше, и стало жарче.
— Твои волосы снова забраны в пучок, — сказал он, окинув ее взглядом. — Но распущенные идут тебе гораздо больше, хотя должен признать, что сегодняшняя одежда значительно лучше той, в которой я видел тебя в прошлый раз.
Анна вспыхнула.
— Вот почему мне неприятно твое общество, а вовсе не из-за того, что я боюсь. Просто не хочу, чтобы меня непрерывно оскорбляли. Есть гораздо более приятные способы проводить время.
— Ухаживая за моим отцом? Работа вместе с ним над его историческими заметками? Чрезвычайно занимательно для молодой девушки. Кстати, сколько тебе лет? Восемнадцать? Девятнадцать? — Он поднес чашку к губам и посмотрел на Анну в упор.
— Двадцать три, если тебе это интересно. И должна сказать, что я и вправду нахожу все это занимательным.
— Неужели? Странно. А что ты делала раньше?
Анна заколебалась, стоит ли отвечать. Разговор принимал какой-то странный оттенок. Тон был слишком невинным, и это настораживало. Она уже привыкла в разговорах с ним обороняться, и это внезапное прекращение боевых действий пока было непонятно.
— Я работала в больнице, в травматологическом отделении, — все же сказала она. — В Лондоне.
— И ты ушла, чтобы работать здесь? — Это почему-то страшно удивило его, словно она отказалась от полета на Луну, чтобы помыть голову.
Анна снова приготовилась защищаться.
— Разве менять работу — преступление?
— Нет, конечно, не преступление, просто я удивляюсь.
— Теперь последуют выводы о том, что я поступила сюда исключительно из-за денег твоего отца? Я ушла из большого хорошего госпиталя, чтобы переехать сюда. Конечно, на это должны быть причины. Конечно, единственная причина — деньги. Конечно, у Джулиуса Колларда их достаточно. Остается сложить два плюс два, чтобы понять, что я, конечно, авантюристка. Так?
Она не собиралась острить, но Эдвин засмеялся, запрокинув голову, и она снова увидела, каким привлекательным он становился, когда исчезало выражение холодной надменности.
Он удивленно смотрел на нее, и она, сама того не желая, тоже улыбнулась. Тут же застучало в голове, и стены кухни надвинулись на нее. Стало жарко и трудно дышать. Или это показалось?
— Разве я не права? — Анна сделала над собой усилие, и все снова встало на свои места.
— Может быть, но это кажется мне удивительным. Я не понимаю тех, кто по собственному желанию уходит с такой работы, где требуется большая отдача, на более спокойную. — Он по-прежнему не сводил с нее глаз, явно стараясь понять. — Разве только человек хочет от чего-то сбежать. — Глаза сузились, как только он так подумал. — Причина в этом? Тебе приходится скрываться здесь? В одиночестве зализывать раны, как раненому медведю?
Анна не ответила, встревоженная и напуганная тем, насколько верным оказалось это заключение. Разве, поступая на работу в Брайдвуд-хаус, ей не хотелось скрыться от Тони? Разве она не поняла тогда, что необходима перемена, свобода — от матери, от скучной размеренной жизни? И оставалась она здесь так охотно не потому ли, что нашла в Джулиусе отца? Эти мысли теперь выстроились в голове со всей ясностью. Поразительно, что именно Эдвин Коллард заставил ее задуматься об этом.
— Очень таинственно, — послышался его язвительный голос. Но взгляд у него был совершенно отсутствующий, ему не удалось прочесть ее мысли. — Боже мой. — Он глядел на нее в упор — Уж не думаешь ли ты, что лучшее на свете — это свобода?
— Да, именно так. — Анна усмехнулась.
Эдвин встал и пошел к двери, но остановился и повернулся. Да, он был рожден для успеха. Хитрый, честолюбивый, способный, обязанный в жизни только самому себе.
— Конечно, — тихим, совершенно бесцветным голосом проговорил он. — Я тоже считаю свободу одним из самых больших благ на свете.
— Правда? А что для вас значит свобода? Ходить в сумерках по пустынному пляжу? Танцевать при луне? Сидеть на траве жарким летним днем?
Вдруг она поняла, что он имел в виду! Об этом сказали глаза, и так красноречиво, что она сразу покраснела. Возникла неловкая пауза, но Анна не могла пошевелиться, с ужасом чувствуя, как независимо от воли все ее существо тянется к нему навстречу. Она в смятении опустила взор, а он невесело рассмеялся:
— Вижу, ты подумала о том же, о чем и я, — лениво процедил он, и от этих слов она еще больше покраснела. — Мне бы очень хотелось показать, что именно я имел в виду. — Он взглянул на часы. — Но у меня назначена встреча.