Три мира
Шрифт:
Кора развернулась и пошла вглубь леса. Ее точеная фигура, в кажущемся неуместным в лесу платье, быстро скрывалась в темноте. Стадий последовал за ней. Вопреки ли своей воле он это делал? И да, и нет. С одной стороны, он понимал, что не пойти не может, что это означает быструю смерть, поэтому вроде бы шел он подневольно. Но смерти он не боялся, поэтому, вроде шел по своей воле…
В таких вот смешанных чувствах он и шагал в чаще леса, видя перед собой, то исчезающую чуть правее, то появляющуюся чуть левее, изящную спину девушки в платье. За ней легким шлейфом стелился запах каких-то благовоний,
Шли они достаточно долго, время уже близилось к утру. Разведка вернется в Легион на рассвете и передаст приказ Стадия продолжать путь домой под командой Центуриона Главка Номуса. Боевое охранение выделит конных испанских наемников, для ожидания Стадия на кромке этого леса. Ничто не остановит выполнение приказа. И именно это обстоятельство всегда приводило Рим к победе. Три ближних легионера отдыхали недалеко от леса.
У входа в небольшой деревянный дом, стоявший посреди поляны, рядом с еще тремя почти такими же, сидел черный пёс и холодными, почему-то желтыми глазами, словно искал, где у Стадия, среди его доспехов, самый простой доступ к сердцу. Пёс не шелохнулся, когда они вошли, но боковым зрением, Стадий увидел, что он сразу лег поперек прохода, словно закрыв собой и вход, и выход.
Внутри было сумрачно. Окна закрыты льняной тканью. Посередине главной комнаты стоял большой дубовый стол, который был пуст. В очаге сам собой вспыхнул огонь без дров. Предваряя вопрос Стадия, Кора сказала:
– Не ведьма. Связующая между мирами. Я могла бы не демонстрировать тебе элементы силы, но так проще. Это легко подтверждает серьезность моих намерений. К тому же у тебя есть больше оснований доверять мне. Ведь я – открылась и привела тебя к себе в дом.
– Откуда я знаю, что это твой дом, или что он не исчезнет так же легко, как может гореть огонь без дров?
– Хороший вопрос, у тебя гибкий разум. Просто поверь мне. И, давай не будем терять время. Тебе скоро идти обратно, Главк уже получил приказ и к обеду легион будет на развилке. Одному тебе двигаться здесь будет небезопасно – чуть дальше старой кельтской дороги устроена засада на малые группы римлян.
– Я готов, хоть и не понимаю к чему.
– Лучшее, на что способен человек в этом мире – быть готовым неизвестно к чему, так он может получит то, чего не знает. С этими словами перед Стадием появилась тарелка с куском мяса и свежими овощами – любимое блюда Стадия дома.
После небольшой трапезы, полностью восстановившей силы Стадия, Кора продолжила, только ее голос теперь звучал распевно и громко, словно говорила вообще не она:
– Ты организуешь смерть императора.
– Так вот просто? Убить императора? Ты же понимаешь, что это – предательство? – вскочил со стула Стадий.
– Он сам – предатель Рима. Он разрушает то, что создано не им. Им овладели темные фурии – посланницы Плутона. Но нам необходимо сделать так, чтобы империя плавно передала свои силы другой империи, а та затем – третьей. И ты – поможешь нам в этом.
– Вы – Боги, почему не можете сами это сделать?
– Потому что люди – наши руки и наши ноги на Земле. К тому же, это твое предначертание. Есть еще момент. Для твоей Души, эта задача имеет поворотное значение. Вспомни, скольких людей ты убил своими руками
– Это из разряда «одним меньше одним больше»?
– Это из разряда «кровь искупления». Взяв на себя еще один грех, изменив судьбы многих, и многих людей в настоящем и будущем, ты положишь на весы воздаяния, в пустующую чашу добродетели, добровольную жертву.
Стадий знал, вернее, понимал, что рано или поздно, в старости, если он доживет до нее, этот вопрос возникнет. Стадий был свидетелем того, как его дед разговаривал во сне с теми, кого он убил на войне. Потом он просыпался с широко открытыми глазами и выталкивал прямо в пространство перед собой горячие слова – «Нет мне прощения!»
На вопросы внука дед отвечал всегда коротко – «Каждый сам хоронит своих мертвецов». Лишь перед самой смертью, дедушка рассказал ему смысл этой фразы. Дело в том, что в своих снах дед закапывал в землю тех, чья смерть далась ему нелегко. Закапывал живыми и видел их глаза, слышал их крики и мучился от этого неимоверно.
Наверное, он до сих пор, где-то в мире под землей, куда утащил его душу Плутон на своей черной колеснице, хоронит своих мертвых и очень страдает от этой ужасной ноши. Дед часто ходил и ездил к местам поклонения Богам и оставлял там много еды и питья для своих мертвых, но это не помогало. Однажды только он сказал, что ему стало легче на сердце. Случилось это, когда он поведал внуку одну короткую историю:
– «Бой шел очень долго. Эти кельты на острове были сильным противником. Множество легионеров забрал в свое мрачное царство Плутон. Очередной воин, который стал мертвым от моего меча, сражался искусно. Он был невысок, но очень проворен, у него было не совсем обычное вооружение – короткая кольчуга, что было совсем странно, ведь кельты с острова всегда сражались полураздетыми.
В левой руке у него был короткий меч с раздвоенным острием и в правой – короткое, в два раза короче обычного, копьё. На копье у самого наконечника, болтались три человеческих пальца. Молча сражались. Он нанес мне три раны – правое плечо – мечом, правое бедро – копьем и еще сломал мне плечо левой руки. Когда мой меч соскользнул с его шлема, попав в основание шеи, какая-то звериная сила наполнила этого кельта перед смертью – он так быстро прыгнул на меня, так сильно ударил, что его копье сломалось о мою руку. Сломалась и моя рука. Меч к тому времени мой враг давно потерял, когда метнул его в мою сторону. После этого броска он встал шатаясь, из основания шеи сгустками вываливалась черная кровь. Затем он упал. Навзничь, на спину. Подойдя, острием меча я поднял с его лица тонкой работы забрало.
И, о Боги! Это было невероятной красоты женское лицо. Передо мной была девушка – воин, которая чуть было не отправила меня, центуриона, в миры блуждающих душ! Охваченный каким-то мрачным чувством, я замер, гладя в ее большие, зеленые глаза, из которых еще не хотела уходить жизнь. Она глухим голосом почти прохрипела на языке Рима – «Чего смотришь? Добей». Восприняв эти слова, как жест силы настоящего воина, я медленно погрузил меч в ее грудь. В сердце. Жизнь ушла из ее глаз, но сами глаза, их взгляд, выжгли мою душу наполовину».