Три мужа для короля. Гарем
Шрифт:
– Госпожа, - мурлыкнул Лоун, склоняясь в поклоне с "друзьями".
– Все как договаривались?
– спросила женщина встав, и выйдя из-за стояла.
Она в нетерпении смотрела на корзины в руках мужчин.
Лоун усмехнулся на ее жадный взгляд, и, переглянувшись с подельниками, без лишних слов показали товар. Корзинки поставили на пол, а мешковина сверху снята.
Мадам директриса поспешно подошла
– Лоун, это лучшие из щенков инородцев, что я видела!
Женщина вытащила из корзины рыженького мальчика-гнома. Уложила на стол и внимательно осмотрела на предмет изъянов. Шрамов нет. Так, царапины... и следа не будет. Надо же, какой миленький... кожа чистая, без мерзких рябин-веснушек. Только на носу несколько крупинок. Кожа нежная, молочно белая... усики над верхней губой нежным пушком пробиваются. Маленький "кротик" и лягушечка у него внизу такая маленькая... с розовыми бубенцами.
Надо уточнить в заказе - кастрировать? И если да - большой, или малой печатью?
Если резать, то сейчас.
– Шант, унеси его к первачкам, - велела она, передав на руки евнуха мальчика.
После этого она подробно рассмотрела остальной товар.
Черненький, смугленький "кротенок". Кость тонкая, и по виду более хрупкий "чистокровного". Сразу видно примесь человеческого рода. Будет гибче, ловчее... танцор выйдет. Цыганенок...
Мохноножка - кудрявенький, светленький, будто одуванчик! Волосы с годами чуть потемнеют, в золото отливать станут. Вот и хорошо, вот и ладно. Маленький какой... на голову меньше "кротят".
С ножками что делать?
В письме придется уточнить - вывести с ног шерстку? Ушки - обрезать? Кастрировать? Ножки бинтовать в "розу", или нет?
Уточнить, все в угоду короля.
– Госпожа, плата?
– напомнил о себе сзади Лоун.
Вопрос даже не разозлил мадам директрису.
Она кивнула ночным крысам, отдавая Шанту последнего мальчика, и подошла к картине на стене. Нажала на скрытые пружины под ней и рядом в стене открылся сейф. Вытащив из его недр тяжелый мешочек с золотом, она закрыла сейф и подошла к Лоуну.
– Три тысячи золотых. Заслужили.
Крысы жадно сверкнули глазами, стоило сказать суммы оплаты. За детей инородцев такого возраста на городском дне можно "толкнуть" разве что на триста монет. А тут в десять дороже дали. Поклонившись, крысы поспешили прочь от щедрой гадюки.
А мадам Оури улыбалась, при свете свечи строча письмо Торину XIV...
Глава 1.
Годы
... По Школе плыл аромат вареной капусты. Крепкий, травянистый, оседающий на языке и нёбе тошнотой. И все воспитанники с огорчением осознали - наступало время диеты. Страшное слово знали все, начиная с первого года обучения и кончая последним. Порубленные толстые листы капусты обваривали несколько раз кипятком, присыпали солью и укропом и щедро плюхали смесь травы и кипятка большим половником в миску каждого.
Большего горя никто не знал...
К концу месяца диеты КАПУСТУ ненавидели больше всего на свете.
Наставники объясняли, что воспитанники должны быть благодарны. Большую часть времени они ели хорошую еду, покупаемую на деньги благодетелей. Которые были щедры и не жалели для своих будущих мужей и жен денег. Но их доброта могла пагубно отразиться на воспитанниках, по мысли наставников и мадам директрисы. Избыток сладостей, мяса и жирных каш приведет к жиру на боках, к чванству и капризам за трапезами в столовой. Поэтому по истечении каждого шестого месяца все подопечные вкушали скромную пищу - воду, капусту, хлеб... и ничего более.
На исходе третьего дня все питомцы Школы не могли видеть капусту. Многие ели, давясь, зажмурив глаза. За несъеденную порцию полагалось три удара тростью по оголенным ягодицам. Кусочек серого хлеба считался в эти дни наивысшим лакомством. Кто-то проглатывал выдаваемый кусочек в единый миг. Кто-то пытался припрятать его в одежде, чтобы растянуть по крошке на промежуток до следующей трапезы. Но тех, кто попадался, ждало наказание в пять ударов и стояние на коленях на горохе на протяжении до двух часов.
К концу месяца все воспитанники могли похвастаться бледностью кожи, синевой под глазами и постройневшими боками. И первый день, когда аромат капусты выветривался из коридоров Школы, а на длинный стол в Большом Зале подавали разваренную пшеничную кашу с тонюсеньким кусочком масла и кусочками порезанного кубиками яблока, был днём истинно счастливым. И все воспитанники как никогда искренне возносили хвалу своему благодетелю перед принятием пищи.
Это повторялось из года в год.
Бильбо ненавидел этот обычай. Перед запахом капусты отступало все. Весь месяц его немилосердно тошнило, а сны наполнялись мучительными видениями вареной картошки... восхитительно рассыпчатой, политой крупинками солнечного масла и посыпанной крупной солью.
Бофур мечтал о воскресной похлебке с красной фасолью, с кубиками желтой тыквы, соленого огурца и кусочком мяса. Обжигающе горячей и уютной тяжестью оседающей внутри живота.
Нори мечтал ограбить кухню.
– Там должна быть еда, - прошипел он еле слышно, смотря голодными глазами.
– Вы же не думаете, что мадам Оури и наставники едят ЭТО!
Нет, Бофур и Бильбо так не думали. Мадам Оури присоединялась к воспитанникам лишь в день начала и конца Дней Капусты. А вот кто-то из наставников всегда был за Главным Столом и вроде как ел ту же капусту. Но не все наставники одновременно. И кто мешал им выйти в город за Врата Школы и купить себе хорошей еды? Это воспитанникам запрещено и шаг сделать за пределы Врат.