Три мышкетёра
Шрифт:
Теперь я был не только одет, но и обут, и мог отправляться на поиски пищи и крова. Хотя, вдруг подумал я, кров у меня как раз есть. Как я говорил, я уже успел догадаться, что меня принимали за одного из моих предков, который чем-то не угодил Его Величеству, причём вина его была настолько велика, что король отдал приказ о его аресте, а дом велел опечатать. Из чего следовало, что дом в данный момент пустует, а значит, готов принять нового хозяина. Не исключено, что в его кладовых даже найдётся что-нибудь съестное.
Приободрённый последней мыслью, я быстро зашагал в направлении, в котором, по моим представлениям, должен был находиться мой дом. О том, как я в него попаду, я пока не
На горизонте уже начали пробиваться бледные лучи зари. «Интересно, который теперь час?» – подумал я и машинально потянулся к кармашку. Но на полпути я вдруг отдёрнул лапу, испугавшись, что часов там может не оказаться. Ведь я как-никак провёл ночь в компании цыган, а они, я слышал, своего не упустят. Однако мои опасения оказались напрасны. Часы были на месте. Что ни говори, странные мне попались цыгане.
Я не без трепета нажал на пуговку часов (теперь это была единственная вещь, которая связывала меня с моим прошлым), и крышечка, скрывавшая циферблат, приподнялась с приятным звоном. Часы показывали половину шестого – время, когда жители мышиной столицы досматривают последние сны.
Но вот в конце улицы показался первый прохожий. Я обрадовался: возможно, он поможет мне сориентироваться. Однако, по мере того, как расстояние между нами сокращалось, я начал сомневаться, что мне удастся получить вразумительный ответ на свой вопрос. Судя по его неверной походке, движущийся мне навстречу субъект был мертвецки пьян. Видимо, он не так давно покинул одно из злачных мест, где можно кутить до утра, или, что более вероятно, провёл часть ночи в одной из придорожных канав. Об этом говорили совсем ещё свежие пятна грязи на его одежде. В то же время он не выглядел вконец опустившимся, и я решил попытать счастья. Приблизившись к нему на безопасное расстояние – от парня так разило перегаром, смешанном с кислым запахом помоев, что хоть нос затыкай, – я сказал:
– Прошу прощения. Кажется, я немного заблудился…
Это было всё, что я успел вымолвить. Пьяница вдруг сделал огромные испуганные глаза и, выставив вперёд передние лапы, словно не желая, чтобы я приближался к нему, стал пятиться назад, приговаривая:
– Сгинь, сгинь, нечистая!
Потом вдруг рухнул передо мной на колени и стал умолять:
– Клянусь, больше ни капли не возьму в рот, только уйди! Обещаю: я буду самым примерным семьянином, буду заботиться о жене и детях, выносить помои, всегда буду трезв, как стёклышко. Только отпусти меня сейчас, пожалей заблудшую душу!
Позднее, размышляя над происшедшим, я пришёл к выводу, что любитель приложиться к бутылке, скорее всего, принял меня за порождение белой горячки. Но в тот момент, не понимая, чем я мог так напугать случайного прохожего, которого я и видел-то впервые в жизни, я растерялся и сказал, недоуменно пожимая плечами:
– Да разве я вас держу?
Ответом мне был стук подмёток о булыжную мостовую. Пьяница улепётывал со всех ног.
Недоуменно передёрнув плечами, я продолжил свой путь. Теперь, заметив издали прохожего, я старался не встречаться с ним взглядом, чтобы не видеть выражение страха или отвращения на его лице. Было ясно: помощи мне было ждать неоткуда, придётся положиться на своё умение ориентироваться в незнакомом городе, каким стал для меня Маусвиль. Едва я успел так подумать, как увидел прямо перед собой купол собора Семи святых мышей, искрящийся в первых лучах солнца. Это означало, что моим ночным странствиям пришёл конец. Теперь я уже не мог заблудиться.
Не прошло и получаса, как я стоял перед порталом своего особняка. Но вот беда: пока я бродил по городу, стало совсем светло, и мой первоначальный план, состоявший в том, чтобы вскарабкаться по водосточной трубе на крышу, а оттуда, выдавив стекло, через слуховое оконце пробраться во внутрь дома, оказался невыполнимым. Кто-нибудь мог увидеть меня из окна напротив и, приняв за грабителя, вызвать полицию. Да и на улице стало более оживлённо. Обманутый в своих надеждах, я тяжело опустился на край тротуара напротив своего собственного дома, двери которого оказались для меня закрыты.
Из оцепенения меня вывел резкий звук. Что-то звякнуло о тротуар неподалёку от того места, где я сидел, погружённый в горькие раздумья. Присмотревшись, я увидел, что это монета в три шиллинга. «Видимо, обронил кто-то из прохожих», – подумал я и, подняв голову, увидел в нескольких шагах от себя удаляющуюся быстрым шагом мышку в чепце и грубых башмаках. Я хотел было окликнуть её, но в этот момент вновь послышалось уже знакомое мне звяканье, и на тротуар опять упала монета, на этот раз уже в пять шиллингов. Сделав несколько оборотов вокруг своей оси, она со звоном опустилась прямо передо мной. Будь я подогадливей, я бы уже тогда понял, что происходит. Но разве мог дворянин, представитель одного из древнейших родов Мышиного королевства догадаться, что ему подают милостыню! Видимо, в своей засаленной телогрейке, сандалиях на босу ногу и со скорбной миной на помятом лице я являл собой настолько жалкое зрелище, что исполнил жалостью и состраданием сердца окрестных жителей.
Вскоре у моих ног уже собралась небольшая кучка медных монет.
– Неплохой улов, однако, – услышал я насмешливый голос у себя над головой.
Взглянув вверх, я увидел ещё совсем молодую мышь в одеянии, состоящем из прорех и заплат. Последних было так много, что трудно было сказать, каков был изначальный цвет этого оригинального костюма. Живописный наряд моего собеседника дополняло некое подобие современного цилиндра, пара стоптанных башмаков и трость, на которую он сейчас опирался на манер скучающих лондонских денди: левая лапка на бедре, правая – на набалдашнике отведённой в сторону трости. Вообще надо сказать, что держался он с достоинством, всем своим видом говоря, что не одежда красит мышь.
Встретившись со мной взглядом, обладатель живописного костюма не отшатнулся и даже не поморщился, отчего сразу снискал моё расположение. Он чем-то напомнил мне Марселя, и я тяжело вздохнул, пожалев о том, что моего верного слуги нет сейчас со мной.
– Да, – ответил я, чтобы поддержать беседу. – Улов, кажется, неплохой.
– Но что-то ты не весел, приятель. Вижу, не умеешь ты радоваться жизни. Вон тебе как подфартило, а ты сидишь, темнее тучи. Может, пройдёмся до ближайшей пивной, поднимем тебе настроение? Да и мне не мешало бы немного подлечиться. Голова раскалывается. И представляешь, что самое обидное? За весь вчерашний день я не выпил ни капли. Вечером попал в облаву, пришлось провести ночь в винной бочке на набережной. Вот и надышался винных паров до одурения. Тебе никогда не приходилось ночевать в бочке из-под рома?
– Нет.
– Мне тоже раньше не приходилось. Знал бы, ни за что бы не полез. Пока сидишь, ещё ничего, но потом! Ну как, составишь мне компанию? Только чур ты платишь. У меня при себе ни шиллинга. Всё, что было, спустил вчера на одну красотку. А так я вообще-то на судьбу не жалуюсь. Ну так как тебе моё предложение?
– Хорошее предложение, – ответил я, получив возможность наконец вставить словечко. – Как думаешь, здесь хватит на то, чтобы немного перекусить?
– Должно хватить. Ещё и останется. А если не хватит, то Магнолия нас накормит. Она там работает подавальщицей. Обслужит по первому разряду. Эта мышка ко мне неравнодушна. Ну, и я к ней, соответственно.