Три плана товарища Сталина
Шрифт:
"Мобилизация - это война". Комплекс мобилизационных мероприятий настолько велик, что скрыть от противника начавшуюся мобилизацию не удастся (в случае же объявления Указа Президиума ВС, о "скрытности" мобилизации и говорить-то не приходится). Объявление (или фактическое начало) мобилизации может подтолкнуть противника к началу военных действий. Такая угроза вполне реальна. Именно по этой причине во всех без исключения планах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР равно, как и в планах оперативного развертывания войск военных округов, было предусмотрено проведение на начальном этапе операции по прикрытию мобилизации и сосредоточения.
В период с 5 по 14
И вот тут-то возникает большая проблема. В отличие от часового на посту (который не только имеет право, но и обязан принять решение на применение оружия самостоятельно, не дожидаясь никаких руководящих указаний сверху) ни один командир не имел права начать проведение операции прикрытия без прямого приказа вышестоящего начальника. На "вершине пирамиды", на уровне командования военных округов/фронтов планы прикрытия заканчивались следующей фразой: "План прикрытия вводится в действие при получении шифрованной телеграммы за подписью наркома обороны СССР, члена Главного Военного совета и начальника Генерального штаба следующего содержания: "Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года".
Но эти четыре слова так и не были произнесены. Вместо короткой, заранее оговоренной фразы ("ввести в действие план прикрытия") поздним вечером 21 июня 1941 г. Тимошенко и Жуков (а по сути дела - Сталин) отправили в округа целое сочинение, вошедшее в историю под названием "Директива №1". Вот ее полный текст:
"1. В течение 22 - 23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
ПРИКАЗЫВАЮ:
а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточение и замаскировано;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить".
Обсуждение и анализ смысла этого текста продолжается уже более полувека. Одни утверждают, что главное в Директиве - требование "не поддаваться на провокации". Другие резонно возражают, указывая на фразу "встретить возможный удар немцев". Третьи справедливо указывают на явную двусмысленность Директивы: как можно "встретить удар немцев", не проводя при этом "никаких других мероприятий", кроме рассредоточения и маскировки? Как можно привести в "полную боевую готовность" неотмобилизованные, не укомплектованные по штатам военного времени, войска? Как в условиях жесточайшего дефицита времени командующие округов должны различить "провокационные действия" от "внезапного удара немцев"?
Вплоть до самых последних минут мирного времени Москва так и не отдала прямой и ясный приказ о введении в действие плана прикрытия. В показаниях командующего Западного фронта Д.Г. Павлова (протокол первого допроса от 7 июля 1941 г.) события ночи 22 июня описаны следующим образом:
"…В час ночи 22 июня с. г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились член Военного Совета корпусной комиссар Фоминых и начальник штаба фронта генерал-майор Климовских. Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: "Ну, как у вас, спокойно?" Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланг: по донесению командующего 3-й армией Кузнецова в течение полутора суток в Сувалский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов - Сапоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения.
На мой доклад народный комиссар ответил: "Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации - позвоните". На этом разговор закончился…"
Итак, в дополнение к сотням других донесений, которые поступали в Генеральный штаб Красной Армии, командующий войсками приграничного округа сообщает, что противник снял проволоку заграждений, и к границе беспрерывно идут колонны танков и мотопехоты. Связь между Минском и Москвой есть, и она устойчиво работает. Приказ наркома - не паниковать. При этом Тимошенко высказывает предположение о том, что утром 22 июня "может случиться что-то неприятное". Неужели такими словами маршал и нарком обороны обозначил возможное нападение 3-миллионной немецкой армии?
"…В 3 часа 30 мин. народный комиссар обороны позвонил ко мне по телефону снова и спросил - что нового? Я ему ответил, что сейчас нового ничего нет, связь с армиями у меня налажена и соответствующие указания командующим даны…" Еще раз отметим, что связь устойчиво работает, командующие в Москве, Минске, Гродно, Белостоке и Кобрине не спят, по другую сторону границы приказ о наступлении уже более 12 часов назад доведен до сведения трех миллионов солдат и офицеров вермахта (что должна была бы зафиксировать и советская военная разведка). Но нарком обороны упорно не желает произнести четыре заветные слова: "Ввести в действие план прикрытия". Впрочем, в 3 часа утра 22 июня такой приказ уже мало что мог бы изменить…
Существуют два описания реакции товарища Сталина на сообщение о немецком вторжении. Оба они принадлежат одному человеку - маршалу Жукову. На протяжении многих лет хрестоматийно-известным был следующий текст:
"…Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия.
И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.
— Вы меня поняли?