Три поцелуя
Шрифт:
Королева подошла, постояла перед ним какое-то время, потом посмотрела ему в глаза. Она была высокой. Их глаза встретились, и Михай увидел, что она колеблется, но потом все же быстро коснулась его губ еще раз. Когда она это сделала, беспокойство в ее глазах исчезло. Губы его были холодными, как река, как и должно быть у Друджей. После она развернулась на каблуках и зашагала к саням, ненадолго задержавшись, чтобы провести пальцами по рыжим волосам своего человеческого мальчика.
Она больше не упоминала ни о поцелуе, но о воспоминаниях, которые он распечатал в ее сознании, если, конечно, они были настоящими.
Они продолжили путь к Тэджбелу, сани в окружении волков быстро неслись по снегу. Исвант же то и дело петлял, потому что неустанно следил за ним. Он знал, что тело может помнить ненависть, как вес ребенка или поцелуй, а Исвант всегда ненавидел его, хотя наверняка охотник даже не помнил почему. Михай вспомнил, почему: Исвант тоже любил Мажарин, когда-то давным-давно, потому не злился на него за ненависть.
Но по прибытии в Тэджбел, Михай по-настоящему позавидовал ему, его связи с Королевой.
Он должен был стоять в толпе Друджей и наблюдать за рыжеволосым мальчиком и ижей Королевы, разрисованных синими причудливыми спиралями, которых толкали друг к другу. Их страх казался почти осязаемым, как мускус, и Михай подумал, что это было частью того, что будоражило сознание Друджей. Но только отчасти. Чувства-воспоминания Друджей были своего рода неизбежным мучением, как зудящее место, которое они даже почесать не могут. В этом и состоял ужас иронии, что последние остатки их человечности, фантомные воспоминания, содержащиеся в их коже, были тем, что привело их к этому жуткому насилию.
Но он понимал. Разве это не то же самое мучение, что заставило его проникать в человека за человеком и, в конечном счете, нарушить табу?
Сначала никакая связная мысль не могла прорваться сквозь его боль, и он потратил всю свою энергию, чтобы скрыть ее, пока, девушку и юношу заставили спариться как животных. Он думал, что у него не слишком хорошо получалось, но к счастью, никто не наблюдал за ним, прибывая в плену болезненного возбуждения. Только сама девушка, казалось, остановилась взглядом на его лице в тот момент, когда Королева приподняла ее лицо за подбородок и завладела ее телом.
А Исвант завладел телом мальчика, после чего схватил девушку за запястье.
Пока творилось это безумие, тело Королевы, тело Мажарин, стояло пустым, подобно статуе, служа яркой демонстрацией Михаю, что хоть он и пытался найти путь, уйти от этого мерзкого образа существования, собрав, как умел, душу из клочков разных людей и нашел существо, испытывающее нечто похожее на изумление, которое он мог полюбить, едва ли это имело значения. Женщина, которую он любил, была монстром. И она никогда не сможет любить его в ответ.
— Наециш, — сказала она ему позже. — Ты останешься в шпиле Накстуру с охотниками, где тебе и место.
Наверное, решил он, она считала это честью. Она не сделала его пленником, он сохранил свой кастовый статус. Это было неожиданно, и Накстуру это не понравилось, да и ему тоже. Михай знал, где его место — точно не рядом с Накстуру. Даже не с Друджами.
— Королева, — произнес он негромко. — Я же сказал тебе, что я теперь иной охотник.
— Ах, да, — произнесла она с ноткой презрения. — Охотник за туманом. Но у нас нет касты охотников за туманом, не так ли? Возможно, башня астрономов была бы более подходящей.
Ему следовало бы отказаться. Касты определялись четкой принадлежностью: Накстуру с Накстуру, как волки с волками. Невозможно, чтобы волк делил жилище со змеей или ястребом. Это против природы. Тем не менее, Михай ответил:
— Да будет так, Мазишта. Благодарю.
Она не выказала удивления, только слишком долго смотрела на него.
— Очень хорошо, — сказала она. — Вангав, — позвала она к себе Друджа. — Наециш должен быть твоим гостем.
Вангав не стал обсуждать ее решение, но Исвант не стал молчать:
— Сраешта, — прорычал он, подходя к ней. — Изгнанник должен сидеть в клетке.
— Тэджбел и есть клетка, — ответила она просто, и Михай был вынужден согласиться. Хотя цитадель Королевы и была в отличие от Герезаян, не такой запустелой и пустынной, все же она навевала неприятные ощущения, благодаря скалам-бивням, черной бездне и чудовищам, которые там прятались. Он видел только их руки то и дело, выныривающие из-под мостов, но их зловоние распространилось повсюду, и оно отвращало от этого места. Он не знал, что это за существа, но был уверен, что водятся они только здесь. Зная о могуществе Королевы, он решил, что должно быть это она создала их. Но из чего или кого? Что она превратила в этих мерзких стражей Тэджбела? Каких-то несчастных людей много лет назад? Друджей, разгневавших ее? При этой мысли он содрогнулся.
— Он может сбежать… — заговорил Исвант, но Королева прервала его:
— Не беспокойся. За ним будут следить. Пойдемте со мной, — приказала она, и они последовали за ней по изогнутой лестнице к дверному проему, приютившегося под ее шпилем. Они стояли на пороге, пока она отпирала дверь, и ждали пока она войдет. В комнате было темно, но Михай смог различить блеск серебра и услышать тихий скрежет маленьких петель. Заглянув внутрь, он увидел глаза, десятки и сотни, наблюдающие за ним из тени. На первый взгляд они могли показаться ордой существ, сгорбившихся в темноте, застывшими кошками, готовые вот-вот прыгнуть на добычу. Но через мгновение он понял, что нет никаких существ — только бестелесные глаза. Так он впервые познакомился с Обителью шпионов.
Королева вывела из темноты ящерицу. Рептилия была в ошейнике, который был прикован к цепи, другой конец цепи Королева обернула вокруг предплечья Михая. Цепь щелкнула, смыкаясь, и она посадила ящерицу ему на плечо. Ящерица уставилась на него единственным золотым глазом. Другой обитал где-то в стене под серебряным веком.
— Это тебе, — сказала Королева. — Питомец.
— Шпион, — произнес он.
— Да, разумеется. Но относись к нему, как домашнему питомцу. Корми, дай имя, если хочешь, позаботься, чтобы с ним ничего не случилось. Я буду наблюдать, наециш.