Три повести без совести
Шрифт:
Жил на острове араб,
Паханом он местным был.
Он чужих не клеил баб,
Он жену свою любил.
Отелло с Дездемоной проживали на Кипре.
За нормальных корешей
Честно мазу он держал,
А для рыбинки своей
Он лепёху подогнал
(подарил жене платочек).
Кучеряво жил пахан
И по-чёрному балдел.
Но один гнилой баклан
На
За ним следил его подчинённый Яго.
С паханом он как-то раз
Тоже лямку оттянул.
А теперь ловил сеанс
На паханову жену.
Он следил и за Дездемоной.
А пока мотал он срок,
Разве ж мог он угадать,
Что какой-то фраерок
Станет кайф ему ломать.
Заместителем Отелло
был назначен Кассио.
Он баланды не хлебал,
На параше не сидел
И нормальных погонял
На кичмане не имел.
Кассио был новичком в их среде.
Ну в натуре, западло —
Через твой пердячий пар
Вдруг какое-то фуфло
Тебе делает зашквар.
Яго обиделся, что его
место занял другой.
Развести пора лоха.
И решил тогда жиган,
Что борзого фраерка
Надо пялить на кукан.
Яго решил отомстить Кассио.
Как-то тёлка пахана
Вышла воздухом дышать.
Учудила, блин, она
Там лепёху потерять.
Однажды Дездемона потеряла платок.
А жиган уж на посту.
Чтоб борзого зачушить,
Порешил лепёху ту
Ему в хазу подложить.
Яго подбросил платок в дом Кассио.
А пахан, когда смекнул,
Что у шмары нет платка,
Фраерка того вальнул
Как позорного волка.
Отелло уволил Кассио и назначил
Яго на его место.
А ишак стал заливать
Про неверности жены.
Век, мол, воли не видать,
Всё в натуре, пацаны.
Подхалим Яго намекал на порочную
связь Дездемоны с Кассио.
Перепутались рамсы
В чердаке у пахана.
И последние часы
Дожила его жена.
Отелло обезумел от ревности.
Он ей баню учинил.
Взял он рыбинку свою
И на шконку завалил.
Сверху крякнул и адью.
Он допросил и потом задушил её.
Спит, зажмурившись, жена.
В небе светится лысак.
Гложет совесть пахана,
Что попал в такой просак.
Светит месяц. Дездемона умерла.
Подлый бывший корефан
На мокруху побудил.
Запечалился пахан
И перо себе всадил.
Отелло умер.
И собрался там сходняк,
И на нём решили так,
Что из этого чушка
Будут делать петушка.
Зачинщика Яго ожидал суровый приговор.
Вот такой у нас финал.
Больше нечего сказать.
Я ни слова не соврал,
Век свободы не видать.
Евгений Онегин
Когда-то Акира Куросава поставил японский вариант пьесы Горького “На дне”. А почему бы “Евгения Онегина” не сделать понятным для жителей Крайнего Севера…
Эугэн Анэгын
(чукотская версия)
I
Мой дядя сам нечестно правил,
Ведь честно править он не мог,
И вовремя не предоставил
Он на недвижимость налог.
Его пример другим наука.
Ну и короче, этот сука
Однажды ночью со всех ног
Сбежал на северо-восток.
Однако, долго он скитался,
Как заяц путая следы.
И в результате оказался
В районе вечной мерзлоты.
И там под северным сияньем
Прошли все лучшие года,
А служба доброго взыманья
Не добралась ещё туда.
Его кормили и поили
И местных девушек водили,
И дядя вклад весомый внёс
В демографический вопрос.
Но покарали его боги
За то, что не платил налоги.
Он захворал. Лежал, потел
И даже кушать не хотел.
Позвали местного шамана.
Но тот был, как обычно, пьяный
И всю ярангу провонял,
Пока злых духов изгонял.
Короче, сифилис, чахотка,
А также прочие дела…
Вот так суровая Чукотка
Бедного дядю извела.
II
Так думал молодой балбеса,
Гоня собачек восьмерых
В санях со скоростью экспресса
По тундре средь снегов седых.
Казалось бы, чего бы ради
Без всяких видимых причин
Задумался об этом дяде