Три повести о войне
Шрифт:
– Прямо головой… говорят, отек… на минуту отвернулась… я квартиру продам, только бы спасли…
Было как-то неловко стоять там и подслушивать – казалось, что лезешь в чужую беду, которая хоть и рядом совсем, а все равно тебя не касается. Где бы достать денег, вот в чем вопрос… С мамой еще можно договориться, но мама далеко. Уезжая, она мне сказала:
– Стася, присматривай за бабушкой, а то она может чудить.
Я бы, может, и восприняла это всерьез, но потом услышала их разговор с Тоней:
– Присматривай за Стасей, пока нас не будет; у нее переходный возраст.
Глава 2
Я
– То-о-оня, – позвала я громко, потому что слух у нее в последнее время становился все хуже.
В кухне клубился туман от пыхтящих кастрюль и шипящей сковородки. Прабабушку не сразу и заметишь здесь. Но вот она вынырнула, как ежик из тумана, и схватилась за сердце:
– Стаська! Напугала! Я чуть всю перечницу в суп не сыпанула. Разве можно так подкрадываться?
С чего начать разговор? Как вообще начинают подобные разговоры?
– Тоня, а ты не могла бы у родителей попросить для меня денег? – я решила начать с места в карьер. И присела на табуретку, съежившись, как перед уколом, в ожидании бабушкиного вердикта.
Бабушка насторожилась и открыла форточку.
– Денег? Ты хочешь что-то купить?
Конечно, я могла и соврать. Сказать, что да, мне просто позарез нужны сережки, коньки, интернет-игра, в конце концов. Кстати, именно игра спасла бы положение – не надо было бы отчитываться и демонстрировать коньки. Если бы я только могла соврать! Но в том-то и дело, что я не могла, не умела, сколько раз ни пыталась, все равно сама себя выдавала. Наверное, это у меня какой-то физический дефект. Стоило соврать, как тут же начинала кружиться голова, лицо покрывалось пятнами и горело, а я признавалась, что сказала неправду.
– Не совсем, – протянула я уклончиво, – надо помочь одному человеку.
Я видела, как переменилась бабушка, будто маску надела. Ее лицо стало непроницаемым, губы вытянулись в тонкую линию, а взгляд, который минуту назад был любопытным, стал пустым и чужим. Ну, вот и все.
– Кому? – холодно спросила она.
Я уже понимала, что это бесполезно, но все-таки вяло рассказала про Леночку, про срывающийся голос Ромкиной мамы в кабинете Марины Владимировны, про непривычно тихого Ромку.
– Совсем родители за детьми не следят, – помешивая суп, сказала бабушка. – Бедный ребенок, как пить дать инвалидом останется, если вообще выживет.
Я с надеждой вскинула голову: может, я ошиблась и бабушка поможет?
– Им деньги нужны на обследование, – напомнила я тихонько.
– Ну, вот пусть теперь и ищут спонсоров, раз не смогли ребенка уберечь.
Конечно, я ждала такого ответа, но все равно не выдержала.
– Как ты можешь? Это же несчастный случай! А если бы это со мной? Да и вообще ты всегда меня учила быть доброй, помогать близким.
– Вот именно: близким, – повысила голос бабушка. – А много ты близким помогаешь? Давно посуду последний раз мыла? А в магазин я тебя сколько раз просила сходить? Что ты отвечаешь? Занята! Уроки! Хорошо быть добренькой за чужой счет: родители должны вкалывать с утра до вечера, а ты будешь деньги кому попало раздавать?
Я буквально задохнулась то ли от несправедливости, то ли от тяжелого куриного запаха.
– При чем тут это? Люди в беде! И не кто попало. А Ромкина сестра!
– Людям твоим головой надо было думать. А не ждать помощи теперь. Проще простого ходить и побираться. Я никогда ни у кого не просила денег! И никто мне никогда не помогал. Только наоборот.
– Поэтому и не помогали, что ты жестокая, – я уже кричала на весь дом, – ты злая, ненавижу тебя!
Я схватила тарелку и швырнула на пол, осколки разлетелись по всей кухне, но этого мне показалось мало, хотелось как-то наказать бабушку, и я сжала ладонь с осколком. Пусть кровь, пусть Тоня видит, какая она жестокая. Я сдернула с вешалки куртку и выскочила за дверь. Теперь я не старалась закрыть ее бесшумно – наоборот, шарахнула так, что штукатурка посыпалась.
Глава 3
Я сидела на лестнице и плакала, и мне было все равно, что происходит вокруг. Я слышала, что по лестнице кто-то бежал. Я даже не подумала, что меня за поворотом совсем не видно и тот, кто бежит вниз, скорее всего, натолкнется на меня. Так и вышло.
Какой-то человек круто повернул на последнем лестничном пролете и, не успев сбавить скорость, врезался прямо мне в спину.
– Зараза! – Он споткнулся, пытаясь резко сменить траекторию, но это было не так-то легко на большой скорости. Если бы не схватился за поручень, точно бы упал. Уже проскочив ниже, мужчина обернулся. Я даже не шевельнулась – уткнулась подбородком в кулак и так и сидела. Наверное, он заметил у меня окровавленную салфетку. – Эх, теперь без разборки на работе не обойдется, – тоскливо пробормотал он и вернулся на несколько ступенек.
Я уже не плакала. Кажется, у меня вообще кончились слезы, осталась только космическая чернота внутри. Сколько я сидела тут? Ищет ли Тоня? Ну и пусть ищет, пусть мучается. Какая разница? Мужчина подошел ближе. Ну, сейчас начнется: «Девочка, что ты плачешь? Что случилось?»
– Барышня, вы нарочно препятствие людям строите, чтобы они к соревнованиям готовились? Бег с барьерами? Может, вам лучше на стадион перебраться?
От неожиданности я подняла голову. При чем тут соревнования? Человек смотрел на меня с интересом, словно чего-то ждал. Я молчала. Тогда он продолжил: