Три повести о войне
Шрифт:
Но только в одну избу Мина заходить боялась. Бабку звали Кариха, она была сгорбленная, носатая и почти без зубов. Изба ее не походила на пряничный домик. Но бабка очень походила на ведьму. В деревне ходили слухи, что очень-очень давно местный мужик привез ее с войны в Турции: взял в плен и женился. Потом он умер, и у нее остался сын. Во время войны белых с красными она его спрятала. Белые были за царя и Бога. Красные – за то, чтобы землю отобрать у богачей и отдать крестьянам, а заводы отдать рабочим, – так объяснила нам Лиля. За кого была бабка – никто не знал. Наверное,
– Только я вам не скажу, – продолжал Чумичов. – Самим надо слазить! Да только куда вам!
Мина боялась, что бабка ее как-нибудь заколдует.
Как-то Мина забежала за угольком к знакомым, но у них тоже не получалось посильнее раздуть искорки.
– Сбегай вон через огород к бабке Карихе, – сказала хозяйка, – и мне захвати.
Мине было стыдно признаться, что она боится ведьмы. И она пошла.
Ничего страшного не случилось. Внутри избушка ведьмы не отличалась от других домов. Бабка дала ей уголек.
– Огня и воды для людей никогда не жалей, – сказала она вслед. А еще она погладила Мину по голове. Та чуть не умерла от страха. Пальцы у ведьмы были скрюченные и почти без ногтей.
Страшным шепотом рассказала Мина нам свое приключение. На следующий вечер история стала страшнее – появились пауки по углам. Еще через день в рассказе на бабкиной печке белела чья-то кость и жуткий голос твердил: «Огня и воды! Огня и воды!» А на четвертый день Мина заболела. Мама и бабушка не могли понять, что же с ней. У нее началась лихорадка, она вся горела, слюна текла ручьем, ей стало тяжело ходить и трудно глотать, и она перестала есть. Мама с Лилей отвели Мину в больницу. Но и там им ничего не сказали. Только медсестра прошептала маме, что, похоже, на девочку «напустили». Это означало, что ее заколдовали!
Мину положили в больницу. Лиля осталась с ней. А мама пошла в другое село, за большую речку, к травнице. В деревне сказали, что та могла нашептать волшебные слова на травы и расколдовать сестру. Село было далеко, без письменного разрешения маме туда было идти нельзя, но взять его прямо сейчас было не у кого. Она шла вдоль речки, чтобы можно было спрятаться в кустах.
В свинарнике остались только мы с бабушкой. К нам пришли дедушка с бабушкой Дедовы, чтобы помочь управиться со свиньями. Бабушка Надя раздумала умирать. Но сказала, что сердце у нее все равно уже мертвое. А наша бабушка сказала, что это не так, раз она пришла нам помогать.
Лиля вернулась из больницы через день. Она вела под уздцы старую Рыжуху, запряженную в низкую хлипкую повозку. В повозке лежала Мина. Следом пришли женщины из деревни, принесли разноцветную бумагу и ленты.
Бабушка плакала и молилась. И мы с Лилей плакали. Только мамы все не было и не было. Дедушка Дедов сделал гроб. Он стоял на нашем столе. Мина была настоящей спящей красавицей. В красивом венке. Только никаких сладостей на подносе не просила.
На следующий день утром взрослые сказали, что ждать больше нельзя. Лиля положила Мине в гроб куколку.
«Кристхен знал, что Мина празднует последнее Рождество на земле, поэтому подарил ей такую хорошую куколку, – подумала я. – Он действительно все видит и знает! Пусть он позаботится о ней на том свете».
Мама не приходила. Кто-то из деревни сказал, что ее арестовали по дороге и теперь ей грозит двадцать лет тюрьмы.
– Господи Иисус! – закричала бабушка, когда ей передали эту новость. – За что нам такие испытания?!
– Боженька, миленький! – упала я на колени. – Верни нам Мину с мамой, и я всегда-всегда буду хорошей!
– Если ты не оживишь Мину и не вернешь нам маму, то тебя нет! – зло сказала Лиля и зарыдала.
Мы похоронили Мину. А на следующий день маму отпустили.
Школа
Лиля не ходила в школу. Она работала. Работала с мамой в свинарнике, работала у чужих людей: носила воду, делала кизяки. Работала в колхозе. Мама не могла отправить Лилю в школу. С пятого класса нужно было платить за учебу.
Мина могла ходить в школу бесплатно. Только Мина не хотела и часто сбегала. А я очень-очень хотела, но была еще мала. В первом классе были почти все ребята и девочки, кому исполнилось 8 лет, а некоторым было 10 и 12. Но мне разрешили пойти в шесть с половиной лет. Мне досталась Минина обувка. И ее старые книжки, между строчек которых нужно было писать задания. И ее баночка для чернил. И рюкзак, сделанный еще папой из тряпичной сумки.
Прикасаться к Мининым вещам мне всегда было грустно и больно. Возможно, это Бог специально придумал мне такое наказание. Мина умерла и оставила мне столько всего, а я жалела для нее одну только куколку. Сейчас я согласилась бы все-все отдать Мине, лишь бы она была рядом.
Школа в Берёзовке была очень большая. Два этажа! Первой в школу приходила техничка. Она топила печь. И когда прибегаешь в школу, сначала надо было протиснуться к дымоходу, обитому железом. Он всегда горячий! Мы окружали эту печку и грелись.
Часов ни у кого в деревне не было. Без петуха маме было сложно утром понять, пора вставать или нет. Поэтому иногда я приходила в школу рано-рано. А если мама проспит, то и опаздывала.
Опаздывать я не любила. Потому что мне нужно было еще постоять под лестницей и встретить учительницу старших классов, которая приехала из Ленинграда. Я не могла налюбоваться на ее прекрасную полосатую разноцветную кофточку и надышаться ее запахом. Такой яркой, в самую разную полоску одежды не было ни у кого. Учительница душилась одеколоном «Шипр», и ничего вкуснее в жизни я еще не нюхала. И когда ленинградка поднималась по лестнице в учительскую, я дышала и дышала, чтобы хватило на день.
А однажды она даже остановилась рядом со мной. Тут я забыла дышать. Учительница посмотрела на мои валенки и спросила:
– Как ты ходишь?
Я не поняла, что она хотела узнать. Минины валенки были большие и протертые в нескольких местах. Но я натолкала в них побольше соломы. Солома торчала из дырок, зато валенки не сваливались. Конечно, всё это носилось на босу ногу. Все носки давно уже поистёрлись.
– Если сильные морозы, я в школу не хожу, – ответила я учительнице. Она вздохнула и пошла дальше.