Три повести
Шрифт:
Гидролог прочел телеграмму Алеше: через два дня его и охотника должны отвезти отсюда на станцию, где Дементьев проездом захватит их в свой вагон.
— Не жалко расставаться с ключом? — спросил гидролог. — Впрочем, брат, твои ключи впереди. Не один еще возьмешь в своей жизни… только одно помни: Магафоновых много вокруг бродит. Он так с виду смирный старичок. А за старичком кто стоит? Может быть, японская разведка стоит. Японцы в интервенцию с водой тут помучились.
Свыше года назад, когда гидролог только начал работу в тайге, он нашел здесь один из первых ключей. Источник имел выход из земли под горой, и гидролог стал вести наблюдение. В начале марта ключ внезапно ушел. Однажды утром гидролог нашел его потухшим.
С недоумением и без отчетливого понимания смысла этого злого и преступного дела смотрел тогда он на след предательской работы. Они вели полезную и важную работу в тайге, и гидролог не мог представить себе, что знающая законы тайги опытная рука делала враждебное дело.
Потом нашли виновника, железнодорожного мастера, служившего раньше в войсках Колчака. С любопытством вглядывался гидролог в сухонькое, в скопческих морщинках, лицо человека. Свыше пятнадцати лет потаенно накапливалась в притаившемся человеке ненависть к новым делам и порядкам. Японские иены, найденные под половицей служебной квартирки, не были накоплены в годы интервенции, когда всяческая валюта гуляла по свету. Иены оказались позднейшего выпуска. Даже сюда, до самых глухих таежных мест, доходила борьба, не разгаданная сначала гидрологом, и он счел сейчас нужным напомнить о первом своем опыте.
…И вот к концу поезда снова прицеплен вагончик Дементьева. Казалось, не было позади семи месяцев в тайге, но признаки весны и солнце, бьющее в окна вагона, говорят о передвижке времени.
— Придется тебе потерпеть еще денечек, Заксор, — предупредил Дементьев. — Сегодня сделаем остановку в пути. Надо мне побывать на одном собрании железнодорожников… для тебя, Алексей, это будет тоже полезно. Есть у нас одна задача… железнодорожное дело велось до сих пор по старинке, держалось на старых правилах. Но на старых правилах далеко не уедешь, стране нужны другие темпы и правила. Задача эта, если попросту сказать, вот какая: каждый паровоз после определенного пробега должен встать на промывку, чтобы не образовывались накипь и загрязнение котла. Старые транспортники полагали, что удлинить этот пробег между промывками паровоза нельзя. А есть у нас одна бригада, которая берется провести поезд с одним паровозом с Дальнего Востока до самой Москвы. Вот ты и прикинь, что это значит для транспорта, если один паровоз без отцепки и без промывки в пути сможет вести поезд на тысячи километров… — Дементьев задумался. — Пройдут годы, и все наши сегодняшние усилия останутся, конечно, позади. Сегодня мы бились за воду в районах вечной мерзлоты, а завтра новые паровозы обойдутся уже без нашей воды. Это будут мощные паровозы-конденсаторы, которые без пополнения водой смогут проходить тысячу километров безводных пространств — здесь ли, в районах вечной мерзлоты, или в безводных песках Средней Азии… а может быть, это будут и электровозы.
Бежали назад еще голые поля, но небо было уже синим весенней синевой.
К вечеру вагончик Дементьева отцепили на большой станции. Товарные составы стояли на запасных путях. Гудели маневровые паровозы, пели рожки, станция жила ночной жизнью. Совещание было назначено в здании клуба. Вся бригада, двадцать два человека, ждала Дементьева.
Бригада бралась провести поезд с одним паровозом с Дальнего Востока до самой Москвы. Сможет ли паровоз пройти весь этот путь без промывки? Все зависит от правильной продувки котла и от применения средств против накипи. Машинисты говорили о котле, смазчики — о расстановке тормозов, о весе и ремонте вагонов, диспетчеры — о графике. Дементьев выслушивал и
Почти четыре часа продолжалось деловое совещание. Были еще непонятны для Алеши все эти новые слова: буксовые клинья, сальники, «антинакипин», топочный режим, поршневые втулки, крейцкопфные вкладыши, обозначавшие сложное и большое хозяйство… Только к полуночи, в дыму папирос, Дементьев закрыл совещание.
— Так вот, товарищи, не буду повторять о значении этого рейса для транспорта, — сказал он как-то буднично, — хочу о другом сказать. Ведь большинство из вас амурские дальневосточники?
Ему ответили дружно — большинство были амурские.
— Дальний Восток — самая далекая часть нашей страны… и вместе с тем — самая близкая по смыслу тех задач, которые стоят перед нами. Огромные перспективы хозяйства, край безмерно богатый и едва тронутый человеком. И вместе с этим — однопутная магистраль, пропускающая лишь несколько пар поездов в сутки. Именно вам, дальневосточникам, надлежит стать преобразователями этого края… это большая честь, но от этого зависит и оборона страны. А отсюда и все выводы и смысл вашего рейса.
Его окружили. Худой, высокий человек подошел к Алеше. Черная суконная гимнастерка на нем была перехвачена кожаным поясом.
— Так ты Прямикова сын? — спросил он. — Игната Прямикова? — Его длинное лицо было рябоватым. — А я знаешь кто? Грузинов, Иван Грузинов, слыхал? Старший машинист… твоего тятьки свояк, уссурийский. Я тебя ведь вот каким знал…
Он показал ему полпальца с въевшимся под ноготь давним черным следом машинного масла.
— Ты что же, тоже по транспортной части готовишься? — спросил он.
— Да, хочу поступить в транспортный техникум…
Он рассказал о своей работе в тайге.
— Ну, а теперь ты куда?
— Возвращаюсь к отцу… а там в техникум, если примут, конечно.
— Техникум — это вроде фабзавуча, — сказал Грузинов. — Тебе помощником машиниста походить надо бы. Я бы сына Прямикова взял в учебу. Я бы его научил, — сказал он куда-то через голову Алеши. — Я бы его таким делам научил, о которых старые машинисты и не помышляли. Знаешь, что значит в сто вагонов поезд вести? Конец его под горой, а ты уже через гору перевалил с паровозом, и чтобы не разорвать при этом состав. Или чтобы без захода в депо восемь тысяч километров вести поезд с одним паровозом? Или с составом весом в две тысячи тонн по нитке пассажирского поезда идти не отставая? Кто это до сих пор умел? Никто не умел. Пойдешь ко мне в учебу — я из тебя хорошего машиниста сделаю… поговори с отцом, я рад старую дружбу помянуть, чем могу.
— Я бы пошел в учебу, — сказал Алеша. Он представил себе этот бег паровоза через всю страну, смену станций, городов и степей и большие реки, через которые с грохотом проносится поезд…
— Где это ты прямиковского парнишку подцепил, товарищ Дементьев? — спросил Грузинов у старого, поднявшегося к инженерскому званию, к трем звездочкам в петлицах товарища. — Я бы в учебу его взял… я бы из него доброго машиниста на Амурской дороге сделал бы.
— Что же, хорошее дело, — одобрил Дементьев. — Через годик-другой пошлют его на практику, возьми тогда с собой.
— А сейчас, с этим рейсом, мне нельзя будет пойти? — спросил Алеша, волнуясь.
— Ну нет, брат… сначала слесарское дело понюхай. А вот о чем можешь, пожалуй, просить… мы через месяц-другой тяжеловесный поезд на Владивосток поведем. Если разрешат, я тебя захвачу на обратном пути. Посмотришь, как наш паровоз управляется. Устроит товарищ Дементьев — поедешь… и обратно в Хабаровск доставлю, — пообещал Грузинов.
— Если до начала занятий, устрою, — сказал Дементьев.
— Ну, тогда и прощаться нам нечего… я за тобой приеду, — отозвался Грузинов. — Как дам тебе знать, кати прямо в Хабаровск.