Три родины
Шрифт:
Приказ об отправке на курсы пришел 30 декабря, а 3 января я уже должен был приступить к занятиям. Несмотря на то, что я уже два года был лейтенантом медслужбы, а три месяца назад в Москву были направлены документы на присвоение мне первого специального звания лейтенанта милиции, я ни разу в жизни не надевал офицерской формы. Выполняя предписание министерства, начальник УВД своим приказом, в экстренном порядке, присвоил мне звание старшины милиции. В ХОЗО выдали разобщенный и мятый комплект формы. Примерив его, я чуть не умер от досады и горького смеха. Брюки были широки в поясе, ширинка располагалась чуть выше колен, а щиколотки при этом оставались открытыми. Талия на грубой и бесформенной шинели начиналась от груди, свалявшаяся шапка никак не хотела принимать и сохранять положенную ей форму. Толстый и сонный сержант вещевой службы в ответ на мои возмущения и просьбы безразлично бормотал: «Замены нет! Бери что дают и радуйся! Не устраивает – подгонишь дома!»
Оставшееся до отъезда время пришлось тратить на завершение уймы неоконченных дел – доставать дефицитные билеты на поезд, выяснять адреса проживающих в Ленинграде земляков, инструктировать сотрудников и друзей на период отсутствия. Особо меня беспокоили вопросы, связанные с передачей им в столь длительное и бесконтрольное пользование арендованной мною квартиры. Приехав туда за час до отхода поезда я обнаружил в ней двух девушек, которых предусмотрительно, заранее пригласил
С трудом поймав на безлюдных улицах попутку, я долго не мог понять, почему так нервничает за рулем испуганный пенсионер. Только после того, как он, не справившись с управлением на скользкой дороге, едва не врезался в столб, я сообразил, в чем дело. После праздничной ночи он был с хорошего похмелья. По моему жесту остановился машинально, среагировав на милицейскую форму, о которой я забыл сразу же после того, как напялил ее на себя. Боясь наказания, старался угодить и гнал старую машину на предельной скорости. Я сам был, примерно, в таком же состоянии. Совмещение двух поводов – Нового года и отъезда, давали о себе знать. Наша большая компания праздновала 2 дня подряд, одновременно на двух соседних адресах. Основная гулянка шла на квартире Шишлакова Сергея. На мою приходили проспаться и пополнить заканчивающиеся запасы спиртного. Наверное поэтому, прибыв на перрон за считанные минуты до отправления поезда, быстро и сдержанно попрощавшись с Наташей, я сразу же отправился в купе. Не стал отвлекаться и выяснять, кого провожает, и откуда мне знакомо лицо представительного мужчины, с которым столкнулся возле вагона. Уже перезнакомившись в купе с попутчиками, выяснил, что это был профессор кафедры органической химии мединститута Прийменко Борис Николаевич. Его сын Олег, молодой опер Шевченковского розыска, так же спешил на курсы в Ленинград.
Перековка вчерашних учителей, инженеров, спортсменов и строителей в оперативников шла быстро и эффективно. Не только потому, что мы ценили и гордились высокой миссией укрепления органов внутренних дел, возложенной на нас партией и правительством. Проработав в новых должностях по три-четыре месяца, каждый из нас ощущал нехватку теоретических знаний и практических навыков в оперативно-розыскной и общей правоохранительной деятельности. С жадностью пересохшей губки мы впитывали новые знания по криминалистике, ОРД, уголовному праву и процессу, которыми щедро одаривали нас маститые и опытные преподаватели. Особенно интересно было слушать многочисленные примеры их личного участия в раскрытии сложных резонансных преступлений, по которым они умудрялись работать одновременно в разных концах страны. Мои смутные подозрения усилились, когда поступила команда письменно изложить фабулы интересных преступлений, необычные и инновационные приемы раскрытия, с которыми мы столкнулись за время работы на местах. Добросовестно исполнив указание, я исписал несколько десятков листов рекомендациями по эффективной борьбе с карманными ворами, основанной на пятилетнем опыте собственной практики и более, чем четвертьвековой практики специализированного оперативного отряда «Меч и Пламя». Когда один из таких маститых преподавателей, через несколько дней, привел парочку описанных мной уникальных методов в качестве примеров из своего собственного богатого оперативного опыта, я несколько удивился. Одновременно обрадовался тому, что истинный профессионализм не имеет границ во времени и пространстве. Горькое разочарование и неожиданное прозрение наступило, когда в очередное дежурство по корпусу, я случайно забрел в какую-то пыльную подсобку. Там, в числе прочих старых учебных пособий, нашел интересный фотостенд. На нем большинство наших маститых преподавателей, амбициозных полковников, «зубров и корифеев всесоюзного криминального сыска», были сфотографированы в погонах лейтенантов и старших лейтенантов. Пояснительные надписи под фотографиями безапелляционно свидетельствовали, что они преподают здесь не первый десяток лет. Мне стало понятно, откуда у них такие богатые и красочные воспоминания о собственном оперативном героическом прошлом, для чего, на самом деле, все слушатели писали рефераты о практике на местах.
Постепенно наши приоритеты менялись. Вместо профессионального обучения, на первое место вышло желание как можно полнее и глубже изучить и понять многоликий и бесконечно интересный, во всех отношениях, Ленинград. Около месяца нас держали на строгом казарменном режиме. Потом разрешили увольнительные за пределы расположения при соблюдении нескольких жестких условий. Мы могли покидать территорию Курсов только в короткое свободное время, небольшими группами, обязательно, в форменной милицейской одежде. При этом, инструктировавшие нас перед увольнением в город кураторы групп, постоянно напоминали, что милицейская форма может оказать нам плохую услугу. Местное коренное население крайне отрицательно относилось к сотрудникам милиции рядового и сержантского состава. Причина – банальный квартирный вопрос. Называя их «понаехавшей лимитой», коренные ленинградцы считали молодых милиционеров главным фактором тяжелой жилищной ситуации и основными конкурентами в получении строящихся заветных квадратных метров. Кроме этого, форма создавала и провоцировала массу других неудобных и ненужных ситуаций. Не было отбоя от заблудившихся отечественных и зарубежных туристов, уверенных, что человек в форме должен знать расположение любого, интересующего их, городского объекта, и обязан подробно ответить на самые невероятные вопросы. Я долго не мог привыкнуть к тому, что многочисленные армейские и флотские офицерские патрули, приближаясь, отдают честь молодому милицейскому старшине. Забывая вскинуть в приветствии собственную руку, некоторое время я, просто, смущенно и глупо кивал в ответ головой.
У меня с собой было несколько адресов и телефонных номеров земляков, часть из которых я знал лишь заочно, со слов Валеры Зотова. Одним их них был ветеран оперотряда 60-х годов Геша Василец, работавший в настоящее время ревизором Октябрьской железной дороги. Его я и решил навестить в первую очередь. Меня приятно поразила теплота и радость, с которой Геша и его жена, встречали молодого и мало знакомого гостя. Стол ломился от ленинградских деликатесов, забытых мной не только за непродолжительный период казарменной жизни, но и все последние годы полуголодного застоя в стране. Небрежно отодвинув в сторону принесенный мною коньяк, внушительной комплекции бородач, хитро щурясь, предложил пить традиционный «русский ерш». Этот сногсшибательный напиток готовился быстро и просто. Высокий фужер, наполовину заполненный водкой, до краев доливался светлым шипящим пивом и залпом осушался до дна. За бесконечными воспоминаниями прошедшей отрядной юности, мы не заметили, как изрядно «наершились». За окном была глубокая ночь, поэтому мне пришлось ночевать в гостях. Наутро, к моему удивлению, после обильного приема гремучей смеси, абсолютно не болела голова, и я вернулся в казарму в довольно приличном виде.
Другой наш земляк, Сергей Сергеев, несколько лет назад перевелся в ГУВД Ленгороблисполкома и служил в отделе по раскрытию тяжких преступлений, совершенных на сексуальной почве. В оперативных кругах отдел называли проще и короче – «кровь, пот, сперма». Субботним вечером, предварительно созвонившись, я приехал к известному зданию на Литейном проспекте. Приятно удивил более строгий и тщательный, по сравнению с нашим, пропускной режим. Внутрь можно было попасть только в сопровождении сотрудника, пригласившего посетителя. Моего собственного милицейского удостоверения, без именного пропуска, оформляемого в другом корпусе, было не достаточно.
После короткой экскурсии по ГУВД узнал, что огромное здание, как и все административные постройки города на Неве, на чью территорию за всю историю существования ни разу не ступала нога иностранного завоевателя, было рассчитано на длительную автономную оборону. Достаточно было открыть любую массивную дубовую дверь-обманку, вмонтированную в глухую наружную стену, как вместо следующей комнаты, перед тобой представала оборудованная пулеметная, или снайперская позиция. Бойницы снаружи маскировались неприметными воздуховодными решетками, на стене и внутренней поверхности двери – удобные упоры и подставки для оружия, отсеки для хранения боеприпасов.
Немыслимое количество и жестокость тяжких, изощренных преступлений, в рассказах местных оперов, отодвигали наш областной центр, по сравнению с Ленинградом, на позиции тихой и спокойной провинциальной глубинки. В этот день Сергей Сергеев дежурил в составе опергруппы. Извинившись, что не может посвятить мне вечер и ночь, быстро перекинул меня под опеку одному из освобождающихся коллег, взяв с него обязательство профессионально, по полной программе, продемонстрировать мне прелести ночной Ленинградской жизни. Какова эта жизнь, я в полной мере оценил только утром, проснувшись в комнате огромной коммунальной квартиры старого доходного дома. В голове назойливо вертелись слова известной песни Владимира Семеновича – «на тридцать восемь комнаток, всего одна уборная». Комнат, правда, было меньше, но все другие неудобства коммуналки присутствовали в полном наборе. Зато, после этой незабываемой ночи, у меня появился персональный гид и организатор внеучебного досуга. Коренная ленинградка, студентка ЛГУ, пребывающая в «краткосрочном академотпуске», симпатичная и энергичная Елена, быстро перехватила эстафету шефства надо мной у своего друга – опера. Она была почти коллегой. После ухода в академку, работала в Бюро судмедэкспертиз, где и познакомилась с моими новыми друзьями из местного угро. У нас было много общих тем для обсуждения, но главной стало мое стремление насытиться прекрасным и таинственным Ленинградом. Поняв это, она соответствующим образом спланировала и организовала весь остаток моего пребывания в северной столице. Каждый раз, встречая меня в назначенном заранее месте очередного свидания, она доставала пачку билетов, театральных программ и экскурсионных проспектов, на выбор предлагая мне несколько вариантов интересного досуга. Мы посетили множество театров, концертных залов, выставочных и торговых комплексов, выезжали на экскурсии в Петродворец. Особенно запомнилась творческая встреча с главным режиссером драмтеатра Георгием Товстоноговым. Я никогда ранее не был на подобных мероприятиях и сначала даже упирался, не понимая настойчивости Елены, советовавшей выбрать, именно его. Меня поражало все – сверкающее имперской роскошью убранство известнейшего в стране театра, такие же по качеству и богатству наряды и украшения местного бомонда, истинной российской интеллигенции, не меняющей своих аристократических привычек и предпочтений с петровских времен. Обескуражила только сцена. На ней сиротливо стоял маленький столик с пепельницей и обычный стул. Я уже засомневался, что мероприятие будет соответствовать обещанному Еленой уровню. На сцене появился интеллигентный, приятный на вид мужчина средних лет, спокойно и молча устроился на стуле. Закурив, положил сигарету на край пепельницы. Зал взорвался бурей длительных оваций. Около трех часов поклонники, затаив дыхание, слушали своего кумира. Он неторопливо рассказывал о театре, новом репертуаре, любимых ролях и артистах. Поделился своими впечатлениями о недавних гастролях в Японию. Не скрывал своего удивления и восхищения народом этой далекой и загадочной страны восходящего солнца. Особенно его поразила система воспитания детей раннего возраста, которым родители и воспитатели, в отличие от наших, до пятилетнего возраста разрешают все, что им захочется и заблагорассудится. Я сделал для себя новое открытие. Оказывается, негромкая и спокойная речь талантливого человека может завораживать и овладевать вниманием огромного зала не хуже, чем шумные и эмоциональные выступления больших творческих коллективов.
С первых же дней обучения, общий поток слушателей непроизвольно разбился на небольшие группы по интересам. Кроме Олега Прийменко, с которым мы подружились еще в поезде, в нашу компанию вошли Сергей Коршунков из Харькова, Володька из Тульской области, Сергей Корнич из Киева, несколько бывших спортсменов из Подмосковья, Закан Нанба из абхазской Гудауты. В разном составе мы периодически выезжали в Ленинград. Сначала в разрешенные увольнительные, потом – в договорные или тайные самоволки. Гуляя по городу, мы не только делились информацией о своем скромном оперативном опыте, особенностях работы уголовного розыска в регионах, но и постоянно состыковывали личные впечатления о Ленинграде. Всех нас поражало обилие продуктов и товаров в магазинах, своеобразный и неповторимый уклад жизни Ленинградцев. Мы соглашались с преподавателями, объяснившими нам причину разительных отличий от всех других регионов страны, включая Москву. После длительной и тяжелой блокады, Ленинград находился в Советском Союзе на особом, индивидуальном обеспечении. Малейшее его ухудшение воспринималось как покушение на героический подвиг его жителей. Рассказывали, что недавно правительство насчитало в городе около миллиона домашних собак. Когда оно привело данный аргумент в качестве доказательства избыточного продовольственного снабжения и повода для его скромного уменьшения, население пригрозило забастовками и бунтом. Специфика обеспечения накладывала свой отпечаток на взаимоотношения коренного населения с приезжими, доходя порой до их негласной дискриминации. Особенно болезненно на это реагировали надменные и заносчивые москвичи. Во многие востребованные и популярные увеселительные заведения в центральной части города, из приезжих могли свободно попасть лишь иностранцы. Нам приходилось ограничиваться третьеразрядными кафешками и барами на периферии. Последний из таких походов едва не закончился для нас печальным финалом. В одном из баров, уже хорошо подгулявшая компания слушателей наших курсов спровоцировала сначала конфликт, а потом и массовую драку с другими посетителями. Мы, из-за солидарности со своими, естественно подключились. Когда драка перекочевала на улицу, в ней уже принимали участие несколько десятков человек. Вовремя среагировав на приближающиеся патрульные УАЗы, собрав слетевшие с драчунов шапки, я силком оттащил наших в темный двор. Мы вовремя смогли ретироваться и вернуться в казарму. Другим нашим слушателям повезло меньше. Трое из них были задержаны на месте драки, двоих не досчитались после устроенной в казарме экстренной ночной проверке. Приказом начальника Курсов, на следующий день они были отчислены и отправлены домой. Их дальнейшую судьбу решали начальники на местах. Думаю, что она больше не была связана с милицией.