Три секунды
Шрифт:
— Вы мне угрожаете?
Вильсон остановился, лицо красное, плечи напряглись.
Он выказал нечто, что больше не было ничем.
— Угрожаете, Сундквист? Угрожаете мне?
— А как по-вашему?
— По-моему? Вы предъявляли доказательства, чтобы перетащить меня на свою сторону, предъявляли изображения смерти, чтобы заставить меня расчувствоваться. А теперь пытаетесь угрожать каким-то идиотским расследованием? Вы использовали все главы вашего руководства по ведению допросов. Как по-моему? По-моему, это просто оскорбительно.
Он стал спускаться по недлинной лестнице, мимо столика, за которым сидели четверо пожилых мужчин (разыскали очки и изучают каждый свое меню), мимо пустых сервировочных тележек и двух зеленых растений, карабкающихся вверх по белой стене.
Последний взгляд.
Он остановился.
— Но… значит, так. Я не люблю людей, которые палят моего лучшего агента, когда меня нет рядом. — Он посмотрел на Сундквиста. — И… слушайте. Эта запись. Встреча, о которой вы говорили. Она была. То, что вы слышали… это подлинное. Каждое слово.
Наверное, Эверту Гренсу полагалось рассмеяться. Во всяком случае, чувство, что пузырилось в глубине его тела, было тихой радостью.
Запись была подлинной.
Совещание действительно имело место.
Свен звонил из ресторана в центре Джэксонвилла, глядя, как Вильсон садится в машину и отправляется назад, в Южную Джорджию. Он все подтвердил.
Гренс не рассмеялся. Он опустошил себя еще утром, в клетке на крыше. Он тогда орал, пока ярость не отпустила его и, отпустив, позволила ему уснуть на диване для посетителей, так что в душе у комиссара образовалось место, которое предстояло заполнить.
Но не злостью — злости теперь было мало.
Не радостью, хотя он знал, что приблизился к разгадке.
Он чувствовал ненависть.
Хоффманна спалили. Но он выжил. И взял заложников, чтобы выживать дальше.
Я совершил узаконенное убийство.
Гренс во второй раз позвонил человеку, которого терпеть не мог.
— Мне опять нужна ваша помощь.
— Вот как.
— Можете приехать ко мне домой сегодня вечером?
— Домой?
— Перекресток Оденгатан и Свеавэген.
— Зачем это?
— Я уже сказал. Мне нужна ваша помощь.
Ларс Огестам фыркнул:
— А я должен встречаться с вами? После рабочего дня? С чего бы? Я же вам никакой не… как это… не приятель?
То секретное донесение в компьютере. Такое свежее, что лежит в отдельном файле.
Которое я не показал тебе ночью.
Которое я покажу тебе, потому что не собираюсь брать на себя чужую вину.
— Мы же не просто так будем болтать, мы будем работать. Вестманнагатан, семьдесят девять. Дело, которое вы только что закрыли.
— Тогда приходите, пожалуйста, в прокуратуру завтра в дневное время.
— Вы снова откроете это дело. Потому что я знаю, что случилось на самом деле.Но мне нужна ваша помощь, Огестам. Завтра утром будет уже поздно. Завтра служба безопасности правительственной канцелярии сообразит, что кое-чего не хватает, и передаст эту информацию дальше. И плохие люди успеют исправить свои версии, уничтожить доказательства, еще раз изменить реальность. — Гренс долго откашливался в трубку, словно не знал, как продолжать. — И я хочу попросить прощения. За те слова. Я, кажется, был… а, да вы понимаете.
— Ничего я не понимаю.
— Огестам! Черт!
— Что?
— Ну, я был… наверное, я выразился немного… неуклюже… да, излишне жестко.
Ларс Огестам спустился по лестнице с седьмого этажа здания на Кунгсбрун. Приятный вечер, теплый, хотелось тепла, как всегда после восьми месяцев пронизывающего ветра и время от времени снега. Он обернулся, посмотрел на темные окна прокуратуры. Два поздних разговора оказались длиннее, чем он думал. Огестам позвонил домой, объяснил, что задержится, и несколько раз пообещал, что ляжет спать, только когда помоет стаканы, которые остались с ночи и пахли алкоголем. Потом был телефонный разговор со Свеном Сундквистом, Огестам поймал его в каком-то месте, оказавшемся аэропортом. Огестам искал недостающую информацию по той части расследования, которая касалась Польши, а Свен побывал на взорванной амфетаминовой фабрике.
— Домой?
— Да.
— Вы поедете домой к Гренсу?
Свен Сундквист долго сидел молча, не имея сил положить трубку. Деловой разговор уже закончился, Огестам терял терпение, он торопился.
— Да. Я поеду домой к Гренсу.
— Вы уж простите меня, Огестам, но я не совсем понимаю. Я знаю Эверта, я его ближайший сотрудник скоро четырнадцать лет как. Но он никогда, никогда, никогда в жизни, Огестам,не приглашал меня к себе домой. Это… не знаю… такое личное, его странная… защита. Пять лет назад, и это было в первый и последний раз, я против его желания вломился к нему домой после кошмара в морге Сёдермальмской больницы. Но вы говорите, что он вас пригласил?Вы в этом уверены?
Ларс Огестам медленно шел по городу. На улицах было полно народу, несмотря на время — воскресенье, вечер, начало десятого. Жажда тепла длиной в целую зиму, компания… всегда трудно отправиться домой, когда жизнь только-только началась снова.
Он тогда не понял, что поводом для их поздней встречи может стать еще что-то, кроме расследования. Ночью на кухне в Окесхуве, конечно, ощущалась какая-то перемена, виски и триста две распечатки секретных донесений напоминали о том, что между пожилым комиссаром и молодым прокурором возникло понимание. Но Гренс быстро убил это чувство, обидев Огестама так, как умел только он. И если Свен прав и то, что Гренс пригласил его к себе домой, действительно почти невероятно, это приглашение может оказаться знаком перемен. Может быть, они с Гренсом и правда уже учатся выносить друг друга.
Огестам снова посмотрел на людей. Те, в легких куртках и шарфах, пили пиво в уличных кафе, они смеялись и болтали, как смеются и болтают люди, симпатичные друг другу.
Он вздохнул.
Нет никакой перемены, и никогда не будет.
У Гренса какие-то свои мотивы, Огестам был в этом уверен, свои собственные причины для встречи, и он не собирался делиться ими с молодым прокурором, которого решил ненавидеть.
— Гренс.
Поток транспорта на Свеавэген еще не начал редеть, и Огестаму пришлось напрячь слух, чтобы услышать голос в домофоне.