Три секунды
Шрифт:
— А взрыв?
— Я не знаю.
— Не знаете?
— Я не знаю.
— Но вы…
— Взрыв не имеет отношения к выстрелу.
Человек двадцать подростков в форме двумя колоннами маршировали по площадке.
Они пытались поднимать колени, одновременно отмахивая руками; какой-то пожилой шел рядом и что-то кричал.
У мальчишек ничего не получалось.
— Еще кое-что.
— Да?
— Кто он был?
— Зачем вам?
— Я убил его.
Обе колонны стояли неподвижно.
Пожилой в форме показывал подросткам, как маршировать, держа винтовку на плече.
Очень важно, чтобы все держали ее одинаково.
— Я убил его. И хочу знать его имя. Думаю, что имею на это право.
Гренс помедлил, посмотрел на Свена, потом на Стернера.
— Пит Хоффманн.
Лицо Стернера не дрогнуло; если он и знал Хоффманна, ему удалось это скрыть.
— Хоффманн. И у вас было его личное дело?
— Да.
— Я бы хотел перейти в канцелярию. Вы не составите мне компанию? Хочу кое-что проверить.
Эверт и Свен следом за Стернером пересекли площадку и оказались в небольшом здании канцелярии, где располагались кабинеты командира полка и штабных офицеров, а также офицерская столовая. Два пролета вверх, Стернер постучал по косяку открытой двери; немолодой человек, сидевший за компьютером, приветливо кивнул им.
— Мне нужен его личный номер.
Свен достал из внутреннего кармана блокнот, полистал, нашел.
— 721018–0010.
Пожилой мужчина ввел десять цифр, подождал несколько секунд и покачал головой.
— Родился в начале семидесятых? Тогда его здесь нет. Десять лет, если по закону. Документы старше десяти лет хранятся в Военном архиве. — Он с довольным видом улыбнулся. — Но… перед тем, как отправить документы в архив, я всегда снимаю копии. Они здесь. Личный архив шведской лейб-гвардии. Данные обо всех юношах, которые служили здесь в последние тридцать лет, — в шкафах в соседнем кабинете.
Тесный кабинетик со шкафами вдоль стен, от пола до потолка. Пожилой встал на колени, провел пальцем по папкам и вытащил одну, с черным корешком.
— Родился в тысяча девятьсот семьдесят втором. Если он был здесь… в девяносто первом, девяносто втором, девяносто третьем, может, даже в девяносто четвертом. Вы сказали — лейб-рота? Проходил обучение как снайпер?
— Да.
Пожилой порылся в папке, вернул ее на полку и вытащил папку, стоящую рядом с первой.
— В девяносто первом нет. Посмотрим девяносто второй.
Он просмотрел половину папки и вдруг прервался, посмотрел на своих гостей.
— Хоффманн?
— Пит Хоффманн.
— Есть.
Эверт и Свен одновременно шагнули вперед, чтобы лучше видеть бумагу в руках у архивариуса. Полное имя Хоффманна, его личный номер, последний в длинном ряду цифр и букв, что-то обозначавших.
— Что это значит?
— Что кто-то по имени Пит Хоффманн, личный номер которого к тому же совпадает с тем, что вы мне дали, проходил здесь военную службу в девяносто третьем году. Одиннадцать месяцев. Обучался снайперской стрельбе.
Эверт Гренс еще раз внимательно изучил простую бумагу.
Это был он.
Человек, который шестнадцать часов назад погиб у них на глазах.
— Спецподготовка по обращению с оружием, стрельбе из положения лежа, из положения сидя, из положения стоя на коленях, стрельбе стоя, стрельбе на малые расстояния, стрельбе на большие расстояния и… думаю, вы понимаете? — Стернер открыл папку, вынул документ и снял копию. Огромный ксерокс занимал почти весь кабинет. — Мне все кажется… он как будто знал, где я нахожусь, что делаю. Если он учился здесь… он правильно сообразил: колокольня в Аспсосе — единственное место, откуда мы сможем его достать. Он знал, что мы можемубить его. — Стернер сжал в руке ксерокопию, почти скомкав, и протянул Гренсу. — Хоффманн старательно выбрал место. Он не случайно оказался в мастерской и именно у окна. Он провоцировал нас. И знал, что если искусный, хорошо обученный снайпер должен попасть, то обязательно попадет. — Стернер покачал головой: — Он хотел умереть.
Стены в коридоре отделения скорой помощи Дандерюдской больницы были желтые, а пол голубой. Приветливо улыбались медсестры, Гренс и Сундквист так же приветливо улыбались в ответ. Утро выдалось спокойное. Оба и раньше бывали здесь по делам службы, часто по вечерам, по праздникам, когда раненых везли на узких каталках по коридору в резком свете ламп. Сейчас коридор был пуст. Ни о пьяных, ни о футбольных матчах не слышно, а дороги не занесет снегом еще долго.
Они приехали в Дандерюд сразу из Кунгсэнгена, из расположения шведской лейб-гвардии, через Норрвикен и Эдсберг, через очаровательные маленькие пригороды, застроенные виллами поселки. Свен даже позвонил домой Аните и Юнасу — они завтракали вместе, а потом уходили каждый в свою школу. Свену так их не хватало.
Врач оказался молодым и долговязым, тощим как скелет, с непроницаемым выражением лица; он поздоровался и проводил следователей в больничную палату. Там царила темнота, шторы были опущены.
— У него сильное сотрясение мозга. Так что побудьте, пожалуйста, в темноте.
В палате стояла одна-единственная кровать.
Мужчина за шестьдесят, седые волосы, измученные глаза, ссадины на щеках, рана на лбу — кажется, глубокая; правая рука на перевязи.
Тогда он лежал у стены.
— Меня зовут Юхан Ферм. Мы виделись вчера, когда вас привезли. Со мной двое полицейских, они хотят задать пару вопросов.
Пожарные спасательной службы уже долго разбирали завалы в сгоревшей дотла мастерской, прежде чем услышали из-под горы обломков слабый стон. Голый, весь в синяках инспектор; со сломанной ключицей, он все же дышал.
— Я даю им пять минут. Потом вернусь.
Седой приподнялся на кровати. Потом вдруг скривился от боли, и его вырвало в стоящее у кровати ведро.