Три сердца
Шрифт:
Роджер подошел к ней и, стоя рядом, сказал:
— Я ни за что не отдам тебя, даже за твое мнимое собственное счастье! Слышишь, Кейт, не отдам! Ты не веришь моим чувствам, боишься, что они угаснут? Ради Бога, посмотри мне в глаза! Ты вся моя жизнь! Ты весь мой свет! Ты и только ты! И все для тебя и только для тебя, Кейт! Если бы я перестал любить тебя, не осталось бы ничего для меня и во мне. Кейт, Кейт! Ты решила совершить
Или его слова, или тембр его голоса, а возможно, близость или ее собственное сердце помогли ей вдруг понять, какую безнадежную борьбу она вела сама с собой, какое преступление хотела совершить, отказываясь от того, что составляло для нее цель, смысл и саму жизнь.
— Верю, верю, верю и люблю, я так люблю тебя, — говорила она, задыхаясь от слез, прижимаясь к нему все сильнее.
— Кейт!
Они обнялись, не осознавая, что делают, до конца обессиленные от счастья волнениями и страданиями прошедших дней.
А потом сидели рядом, как когда-то, и говорили о том, что их тоска повторяла неделями, о чем они знали уже давно. А еще они говорили, что ничто их больше не разлучит и что они так счастливы. Говорили о том, как все просто и обычно до тех пор, пока не раскроется правда, а какая же правда разгорится сильнее, чем правда любви…
На улице медленно сгущались сумерки, когда Роджер спросил:
— Вот видишь, Кейт, сейчас ты уже не боишься своего чувства и тебе не страшно, что можешь потерять свою духовную свободу?
Кейт прижалась к нему еще сильнее.
— Напротив, я боюсь еще больше, но предпочитаю потерять все, только не тебя. Если бы я даже знала, что когда-нибудь ты разлюбишь меня и бросишь, что я когда-нибудь буду умирать от отчаяния, пусть, пусть так, хоть на короткий миг быть такой счастливой, как сейчас.
Шум открывающейся входной двери напомнил им, что они находятся в квартире Иоланты. Она остановилась на пороге и, хотя они успели встать и отойти друг от друга, сказала:
— Ну, мне кажется, что я предоставила вам достаточно времени. Итак, согласие достигнуто, союз заключен? Когда свадьба?
Смеялись втроем, а пани Иоланта добавила:
— Влюбленные это как кислород с водородом: стоит оставить их вместе, и они соединятся с той лишь разницей, что без детонации. Ох, — вздохнула Иоланта, — хотелось бы что-нибудь и для себя, но, вероятно, старею, если сватовство становится уже заменителем удовлетворения.
Три месяца спустя в узком кругу друзей состоялась их свадьба. Они поселились в доме на Саской Кемпе.
— Видишь, каким я был предусмотрительным и ловким, а каким самоуверенным, — смеялся Роджер, — я же специально просил тебя обустроить этот дом по собственному вкусу, потому что знал, что ты будешь в нем жить. А сейчас я должен признаться в одной-единственной полуправде, которую совершил по отношению к тебе. Это мучает меня, и я должен исповедоваться перед тобой. Помнишь историю с драгоценностями моей мамы, ты ведь отказывалась принять их после ее смерти.
— Я помнила ее слова. Мне очень жаль, — смущенно ответила Кейт.
— Тебе не о чем сожалеть. Мама, между прочим, эти украшения предназначала моей будущей жене, а я знал, что ею будешь ты и никакая другая женщина.
— Я люблю тебя, — тихо сказала Кейт. — Я тоже кое-что утаила от тебя, и мне бы очень хотелось рассказать, но не могу сейчас, расскажу, когда мы оба будем старичками, как обещала тебе, когда мы возвращались в Пруды после происшествия в лесу.
Он напрасно настаивал. Кейт очень стеснялась того поцелуя, чтобы сейчас решиться рассказать.
О прошлом вспоминали редко. Их действительность была наполнена таким ярким и богатым содержанием, что прошлое казалось бледным, незначительным и его можно было предать забвению.
Не вспоминали они и о Гого. Роджер получал от адвоката Гимлера тревожные письма с советом отнять доверенность у человека, который разорит Пруды своей расточительностью, но Роджер отвечал, что это происходит с его ведома и по его согласию.
Но Кейт обо всем этом ничего не знала. Не знала она и о том, что спустя год Гимлер уведомил Тынецкого, что Гого остепенился и, находясь где-то в Южной Америке, просит присылать лишь небольшие суммы.
Прошло еще какое-то время, и Роджер получил письмо с экзотическими почтовыми марками. В конверте лежала только доверенность, выданная графом Роджером Тынецким на имя Гого. Она была разорвана на несколько частей.
Роджер бросил ее в горящий камин.