Три сердца

Доленга-Мостович Тадеуш

«Итак, если не Тынецкий?»

Гого вспомнил поочередно всех тех, кто мог входить в круг его подозрений. Фред?.. Полясский?.. Стронковский?.. Нет, наверняка никто из них.

«Неужели же я ошибался и совершенно несправедливо подумал о ней? Почему же она тогда вернулась такая восторженная и разгоряченная?»

Во всяком случае, идя на встречу с Тынецким, Гого кардинально поменял свои догадки о предложении, которое ему сделает Роджер. Может, как кузен он начнет уговаривать отправить Кейт отдохнуть за границу или в Пруды. А возможно, он хочет уменьшить

пенсию или же оплатить его долги, о которых узнал каким-то образом? Из записки, написанной Кейт, можно было предположить, что разговор ни в коем случае не коснется Кейт. Гого считал Тынецкого тактичным и сдержанным. Не сомневался он также и в том, что такой человек без согласия никогда не попытается выступать от имени Кейт, если бы даже был в нее влюблен. Да и это предположение, как сейчас представлялось Гого, было относительным.

Правда, Тынецкий не скрывал особой симпатии к Кейт. Он действительно любил бывать в ее обществе и проводить много времени с ней. Его не видели с другими женщинами, но это еще не говорило о том, что он влюблен в Кейт, ни тем более, что он ее любовник или собирается стать ее мужем.

После таких размышлений Гого встретился с уже ожидавшим его Тынецким значительно теплее, чем настраивал себя заранее.

— Извините, но мне кажется, я не опоздал.

— Нет-нет. Сейчас семь часов ровно, это я пришел раньше.

Они сели за столик в конце длинного зала, где никого не было. Официант принес две чашки черного кофе и ушел.

— Прежде всего, — заговорил Гого, — я должен поздравить вас с успехом. Я, конечно, был вчера на премьере. Великолепно, просто грандиозно. Это общее мнение. Публика безумствовала. Сегодняшние газеты пишут, что подобных оваций не было в Варшаве очень давно. Так что мои искренние поздравления.

— Спасибо…

— Все предсказывают вам большой успех в будущем. Во втором акте зрители плакали, да я и сам, что там говорить, был взволнован. Мушкат сказал, а он уж знает толк в этих делах, что спектакль пойдет по всей Европе.

Гого умолк и закурил. Прошло достаточно времени, когда Тынецкий тихим и спокойным голосом объявил:

— Я люблю вашу жену…

Долгое молчание обрушилось на них. Они не смотрели друг на друга. Наконец Гого пробурчал:

— Извините… но подобные… признания…

— Я счел необходимым начать с этого, — сказал Тынецкий. — Хотя то, что я люблю вашу жену, непосредственно не связано с делом, о котором я собираюсь говорить. Мне не хотелось скрывать от вас причин, какими я руководствуюсь.

— Извините, — произнес Гого, — но зачем вы рассказали о своих чувствах, когда, как вы утверждаете, это не связано с делом?.. Если позволите, то я хотел бы попросить, чтобы мы исключили из пашей беседы особу моей жены.

— К сожалению, это невозможно, поскольку о будущем пани Кейт я как раз и намерен с вами поговорить, — жестко возразил Тынецкий. — Я мог бы выступить в качестве ее родственника, однако предпочитаю делать все открыто, потому что люблю ее и желаю ей счастья. Я люблю ее давно, с тех самых пор, когда впервые увидел в Прудах. Вы помните день переговоров с адвокатом Гимлером и мой категорический отказ назначить вам даже самую маленькую пенсию?

— Помню.

— Помните вы и то, что на следующий день неожиданно для всех я изменил свое решение и согласился выплачивать вам ее.

Гого усмехнулся.

— А сейчас вы опять изменили свое решение?

— Вовсе нет. Но вам известно, почему я поменял его тогда?

— Нет.

— Исключительно потому, что я узнал о решении пани Кейт выйти за вас замуж. Правда, мне не верилось, что она может быть счастлива с вами, но мне хотелось, чтобы она была обеспечена и ни в чем не нуждалась, а говорю это вам из желания доказать, что не с сегодняшнего дня начинается моя забота о ней.

Гого нахмурился.

— Я благодарен вам, но моя жена, наверняка, никогда вас об этом не просила.

— Разумеется, нет, — подтвердил Тынецкий. — Тем не менее я могу видеть, что в последнее время у нее бывают тяжелые минуты. Точнее говоря, она несчастна и несчастна, живя с вами и по вашей вине.

Гого нервно отодвинул свой стакан.

— Вы хотели меня увидеть, чтобы познакомить со своими выводами?

— Нет, только для того, чтобы поговорить с вами о будущем пани Кейт.

— Но, простите, у меня нет оснований разговаривать с вами, к тому же у меня есть доказательства, неоспоримо свидетельствующие о том, что она не нуждается в вашей заботе. Если у вас были какие-то заблуждения на этот счет, то, я думаю, несколько слов, написанных ее рукой, полностью развеют их.

Он вынул из кармана записку Кейт и подал Тынецкому. С нескрываемым удовольствием Гого всматривался в его лицо, которое вытягивалось в какую-то болезненную гримасу.

Возвращая записку, Тынецкий сказал:

— Меня удивляет ваша предусмотрительность, которая подсказала вам запастись даже такого рода… документом. Однако вы ошибаетесь, считая, что это может оказать какое-то влияние на наш разговор и наше дело, которого хочу коснуться. Речь не идет о согласии пани Кейт и разрешении заниматься ее судьбой, а о ней самой.

— И все-таки… — начал Гого.

— Позвольте мне закончить. Так вот, независимо от того, позволит ли пани Кейт когда-нибудь выступать от ее имени, получу ли я какую-нибудь выгоду за свой поступок или нет, я намерен сделать вам предложение, которое, как мне кажется, заинтересует вас. Простите меня, но я буду совершенно откровенен, потому что считаю, что искренность в данном случае необходима.

— Сделайте одолжение, — буркнул Гого.

— Мне известно, что Кейт несчастна с вами. Лучший выход для нее — развод. Я не знаю, любила ли она вас, выходя замуж, но знаю, что сейчас не любит, да и для вас это не новость.

— Предположим. Но вы упоминали о каком-то предложении.

Тынецкий кивнул головой.

— Да, но я не хочу быть неправильно понятым, и для меня это не торговая сделка, а просто, скажем, компенсация.

— Не понимаю, — заинтересовался Гого.