Три сердца
Шрифт:
В ее голосе звучала искренняя просьба. Было видно, что это для нее действительно важно.
— Я знаю, что несимпатична вам, — говорила Иоланта, — но убеждена, что вы измените свое мнение и мы станем подругами. Вас шокирует моя раскрепощенность, бесцеремонность, навязчивость, но вы убедитесь, что я умею как хранить тайны, так и проявлять деликатность чувств. Особенно по отношению к вам. Как же я чувствую вас! И не только как художник. Мне кажется, что мы знакомы с вами уже многие годы и что я ждала
Ее глаза горели и искрились. У Кейт появилось странное ощущение: что-то притягивало ее к этой женщине и одновременно отталкивало. Ей казалось, что из этих горящих глаз на нее изливается опасность, которую она не могла определить, опасность увлекающая, искушающая и гипнотизирующая, как пропасть.
— Хорошо, — согласилась Кейт. — Договоримся позднее.
— Спасибо, — сказала Иоланта и, пока Кейт успела что-то сообразить, поцеловала ее в губы.
Этот поцелуй длился лишь одно мгновение, но прикосновение полных, горячих и пахнущих губ пани Иоланты возбудило в Кейт какое-то беспокойство или опасение, которое она долго не могла забыть.
Когда они вернулись в кабинет, Гого разговаривал по телефону. Тукалло с Залуцким, сидя напротив Полясского, разглагольствовали о влиянии русской культуры на римскую мифологию. Ирвинг стоял у окна, покуривая папиросу.
—…но мы вообще не были в «Нитуче», ты наверняка оставил портсигар или в «Под лютней», или в «Негреско», — говорил Гого.
—…к примеру возьмем культ Весты. Где ты найдешь в эллинской мифологии его источники… — продолжал Тукалло.
Хохля сидел осовевший, бессмысленно глядя в стену.
Ирвинг подошел к Кейт.
— Я разговаривал с отцом. К сожалению, мне не удалось перенести встречу, потому что отец во второй половине дня уехал в Катовице и не знает, когда вернется. Надеюсь, что дня через два-три.
— Спасибо, Фред, вы очень добры.
— Как только он вернется, я тотчас же свяжусь с ним и сообщу вам.
Кейт печально улыбнулась.
— Не знаю, стоит ли утруждать вас и беспокоить вашего отца. Гого, к сожалению, не думает о работе серьезно.
Ирвинг ничего не ответил.
— Но я, — сменила тон Кейт, — тоже немного зла на вас.
— На меня? — удивился он.
— Да, вы снова одолжили деньги моему мужу, а ведь я же просила вас.
— Я одолжил?
— Ну, да, пятьсот злотых. Сейчас я верну их вам. Когда Гого выпьет, им овладевает какая-то мания одалживания.
— Но не ошибаетесь ли вы? Я что-то не припомню, чтобы давал ему в долг какие-нибудь деньги.
— Хорошо ли это изворачиваться так?
— Уверяю вас, что не изворачиваюсь. Даю голову на отсечение, что это какое-то недоразумение.
— По всей вероятности, вы оба были не совсем трезвыми, — улыбнулась Кейт. — Сейчас я принесу деньги.
—…потому что культ огня — это исключительная черта старых предарийских религий европейцев, — гремел носовым саксофоновым баритоном Тукалло. — Свастика! Свастика! Знак огня!
— Может, вы хотите чаю? — спросила Кейт.
— Откровенно говоря, я голоден, не обедал сегодня.
— Почему вы не сказали об этом сразу? — возмутилась Кейт. — Пойдемте в столовую, я дам вам что-нибудь закусить.
— Закусить что? — поинтересовался Ирвинг.
— Ну, естественно, — вздохнула Кейт. — Ладно, ладно, получите и водку.
—…во всяком случае скажи шоферу, чтобы обыскал салон машины, — говорил Гого по телефону. — Возможно, завалился за сиденье.
В столовой Кейт нашла для Фреда немного ветчины, два бутерброда с красной икрой и оставшиеся после обеда маринованные грибы. Он не захотел садиться и ел, стоя возле буфета. Две рюмки водки подняли аппетит. Когда она принесла ему деньги, после некоторого колебания он спрятал их в карман.
Фред был абсолютно уверен, что ночью у него не было с собой денег. Счета частично оплачивал Али-Баба, частично Полясский, а в «Негреско» — Хохля. Оставалась лишь единственная возможность: Гого мог попросить в долг, а он, не имея при себе денег, взял их у директора «Лютни». У него было желание тотчас же позвонить туда, но не хотелось делать это в присутствии остальных.
Подали вечерний чай, на который пани Иоланта уже не осталась, так как у нее была договоренность с парикмахершей. Вместе с ней ушел Полясский, заявив, что будет работать до поздней ночи и что не выйдет из дому.
— Ты прав, ты абсолютно прав, — скривился Хохля, — нужно раз и навсегда покончить с этим пьянством. Мерзость. Сегодня у меня так дрожали руки, что я не мог рисовать.
— Омерзительно, — убежденно подтвердил Тукалло. — Самое время сделать длительный перерыв. Сегодня иду на скромный ужин: пару рюмок, кружка пива и спать.
— Пойду с тобой, — согласился Хохля.
— Но не «Под лютню», потому что туда вечно кого-нибудь черт принесет.
— Лучше всего в бар на окраину, — предложил Гого.
— Вот именно, — отозвался Хохля.
Тукалло крикнул в прихожую, где уже одевались Полясский и Иоланта.
— Мы будем в баре.
— Не приду, — ответил Полясский.
— Черт с вами! — буркнул Хохля.
— Они вместе? — тихо спросил Гого, движением головы указывая на дверь.
Тукалло пожал плечами.
— Откуда? Иоланта никогда не возвращается к прежним возлюбленным. А ты пойдешь?
Гого глянул в сторону прихожей, где Кейт провожала гостей.