Три сердца
Шрифт:
И все-таки любовь этого привлекательного парня доставляла ей удовольствие. Ведь она ничего не сделала, чтобы разбудить в нем ее, то есть не больше, чем по отношению к любому другому человеку, начиная от старичка, генерала Недецкого, и кончая горничной Гертой. Однако там, на террасе, когда Гого просил ее руки, она чувствовала и понимала, что ее добиваются, что она осознанно и с удовлетворением выбирает свое будущее. Теперь она не уверена ни в чем.
Но сейчас Кейт огорчало, что Гого ни разу не поинтересовался ее чувствами. Хотя в глубине души она была рада этому. По правде говоря, она приняла решение, последовал краткий ответ: «Да, я люблю тебя,
«И все-таки почему же он не спросил, люблю ли его я? Неужели был так уверен в себе, а может, боялся услышать уклончивый или отрицательный ответ?» — размышляла Кейт.
Она знала, что свои амурные успехи Гого считал дюжинами. От нескольких знакомых, с которыми он встречался за границей, Кейт слышала, что Гого любил хвастаться своими победами. Но не могла она ошибаться, что к ней он относится совсем по-другому, не могла сомневаться, что таких пламенных слов он никому еще не дарил. Словом, знала Кейт, что его любовь искренняя и безграничная. Неужели он считал, что на нее нельзя ответить таким же сильным чувством?
— Пойдем, Гого, потанцуем, — обратилась к нему Кейт, чтобы прервать его признания.
— Я боюсь, — прошептал он, оказавшись среди танцующих пар, — что могу споткнуться. Я опьянен тобой и своим счастьем.
Они танцевали недолго, потому что в это время пригласили к столу. Оркестр заиграл марш, и все направились в столовую во главе с архиепископом и пани Матильдой.
Кейт удивилась, что ей поменяли место за столом. Она раскладывала карточки и положила свою между профессором Зимовицким и графом Чапским. Теперь же она сидела рядом с Гого. Это, должно быть, его работа, хотя неудачная, так как сидевшая по другую руку от Гого графиня Хотомская за весь ужин не услышала от своего соседа ни единого слова. Открыто и демонстративно Гого обращался только к Кейт и разговаривал только с Кейт.
Когда подали шампанское, пани Матильда Тынецкая неожиданно для всех попросила внимания и встала. В полной тишине отчетливо прозвучал ее голос:
— Князь архиепископ, дамы и господа! Я хочу и должна поделиться с вами, дорогие гости, счастливой для меня новостью. Мой сын Роджер обручился сегодня с панной Катажиной Помянувной. Дай им Боже столько счастья, сколько я им желаю, и столько, сколько они оба заслуживают. Пусть будут счастливы!
Волна возгласов захлестнула столовую. Мужчины вскочили с мест и подняли свои бокалы.
— Виват!!!
— Счастья им!!!
Оркестр в соседней комнате, видимо предупрежденный заранее, заиграл туш. Лакеи с блюдами на подносах замерли. Кейт видела радостные лица, все взоры были обращены на нее.
В первую минуту Кейт почувствовала, как кровь приливает к сердцу. Она не была готова к такому тосту, тем более к публичному оглашению ее помолвки, которой, впрочем, и не было, ведь они не обменивались кольцами. Восторженные возгласы не прекращались, оркестр не умолкал, но Кейт быстро взяла себя в руки. С улыбкой она кланялась во все стороны и даже замечала выражение лиц некоторых гостей. На одних она читала доброжелательность, на других — недовольство и даже зависть. Среди гостей было много девушек, которые в своих планах на замужество рассчитывали на Роджера; многие отцы и матери с жадностью поглядывали на имение Пруды. Кейт же с усмешкой смотрела на них и в душе говорила: «Не отчаивайтесь, не переживайте. Скоро вы убедитесь, что не о чем было сожалеть».
Начались тосты и речи. С первой, длинной и цветистой, украшенной цитатами из латыни, выступил архиепископ. Вторым взял слово старый князь Заславский, известный своим старосветским изысканным, сверхизящным юмором с налетом древности. Третьим говорил генерал Недецкий. Потом все остальные, один за другим.
Кейт не слышала никого из них. Уже первые слова тетушки Матильды обрушились лавиной на ее сознание: она поняла, что судьба Гого, Гого, лишенного фамилии и имения, Гого-нищего, станет и ее судьбой.
Она обещала ему свою руку, обещала стать его женой, когда он был богат, когда был графом в имении. Как же можно вернуть свое согласие, когда станет известно, что он — бедняк, сын холопки, какой-то Матей Зудра, один из миллиона?!
До сих пор ее беспокоила мысль о будущем, о печать-ном и сером будущем Гого. Подсознательно она исключила себя из этого его будущего, не чувствуя связи с ним, не ощущая значения слова «да», произнесенного на террасе несколько часов назад.
Кейт не задумывалась, что этим коротеньким «да» связала свою судьбу и судьбу Гого воедино. Ей всего лишь было жаль милого молодого человека, который должен будет оставить прежнюю беззаботную жизнь, состояние, имение, пани Матильду и… и ее, Кейт…
Да, это так. У нее не родилась мысль исключить и себя из того мира, который должен перестать существовать для Гого. Это казалось ей таким естественным, таким само собой разумеющимся, что перед такой перспективой сама помолвка с Гого становилась чем-то нереальным, а ее согласие — минутной слабостью, ошибкой.
Однако сейчас все сразу изменилось. И не потому, что тетушка Матильда объявила об их помолвке. Просто Кейт осознала свою ответственность, со всей ясностью почувствовала сноп долг, поняла, что нельзя ей бросить Гого, что она не простила бы себе такого эгоизма, такого проявления собственной бездушности. Нет-нет, это было бы безобразно!
И Кейт овладела глубокая печаль. До нее доносились обрывки фраз из речей поздравляющих. Глаза невольно ловили завистливые взгляды, а ведь это она оказалась на развалинах всего того, чего желала, что осознанно и целенаправленно приготовила для себя. Нет, это были не грезы молодой восторженной девушки. Кейт осмысленно и планомерно, последовательно и честно создавала свое будущее. Сознательно, потому что знала, к чему стремится, добросовестно, потому что начала с работы над собой, создавая это будущее внутри себя.
Она не собиралась достигать заоблачных высот, не мечтала ни о королевиче, ни о царствующем князе, хотя с раннего детства ей повторяли, что она родилась принцессой. Нет, она наметила для себя реальные границы. Ей хотелось подняться в своем окружении не только благодаря своей красоте и врожденному обаянию, но еще и интеллекту, образованию, такту, характеру и безупречной морали.
Когда-то, будучи еще подростком, она однажды поняла, что красива. Это было настоящим открытием. Правда, об этом и так все говорили во всеуслышание. Но Кейт с детских лет научилась не придавать значения людским пересудам. Ее светлой памяти мама все воспринимала только в превосходной степени. Отца Кейт запомнила абсолютным пессимистом. «Люди очень поспешны в своих выводах и часто неверно оценивают ситуацию», — поняла она тогда.