Три солдата
Шрифт:
Но я не находил ответа. Я только спрашивал себя, сколько времени Орзирис выдержит на берегу реки, и следует ли мне, в самом деле, способствовать его побегу, как я обещал.
Когда
Бес вышел из рядового Стенли Орзириса, № 22639, роты В; вероятно, его выгнали одиночество, сумерки и ожидание. Мы поспешно направились к нему и застали его шагающим по траве, без сюртука — моего сюртука, разумеется. Он звал нас, как сумасшедший.
Когда мы подошли к нему, пот катился с него градом, и он дрожал, как испуганная лошадь. Нам с трудом удалось успокоить его. Он жаловался на то, что на нем штатское платье, и пытался сорвать его с себя. Я приказал ему раздеться, и мы в одну секунду совершили второй обмен.
Шорох его собственной рубашки и скрип его сапог, по-видимому, привели его в себя. Он закрыл лицо руками и спросил:
— Что это было? Я не сошёл с ума, у меня не было солнечного удара, а только я был не в себе; не помню, что делал и говорил… Что я такое делал и говорил?
— Что ты делал? — сказал Мельваней. — Ты опозорил себя; впрочем, это неважно. Ты опозорил роту В, а хуже всего, опозорил меня. Меня, который научил тебя, как здесь ходить по-человечески, когда ты был грязным, неуклюжим, плаксивым новобранцем. А теперь ты — Стенли Орзирис.
Орзирис молчал с минуту. Потом он расстегнул пояс, тяжёлый от значков полдюжины полков, с которыми приходилось сражаться его полку, и подал его Мельванею.
— Ты не раз стегал меня, Мельваней, — сказал он. — Теперь можешь, если хочешь, хоть надвое разрубить меня вот этим.
Мельваней обратился ко мне:
— Позвольте мне переговорить с ним, сэр.
Я ушёл и дорогой много думал об Орзирисе, и в частности о моем друге Томми Аткинсе, которого я очень люблю.
Но прийти к какому-либо выводу мне не удалось.